ОТРАЖЕНИЕ ЭПОХИ. Среди поэтов XX века творчество Александра Твардовского за­нимает особенное место. Оно - неотъемлемая часть духовной жиз­ни русской нации. Его мудрая, сердечная поэзия осмысляет обще­ственное и эстетическое самосознание народа на самых сложных, переломных этапах его истории. Твардовский был одним из тех му­жественных людей, кто в годы, получившие название застоя, гото­вил сознание советского общества к необходимости изменений.

Все крупные произведения Твардовского посвящены какому-либо значительному этапу в жизни советского народа. В поэме «Страна Муравия» поэт отразил годы коллективизации, в «Василии Терки­не» и «Доме у дороги» - страшные годы Великой Отечественной войны. В поэме «За далью - даль» описал нелегкий период после­военного строительства.

В «Теркине на том свете» он предостерегает общество, в котором бюрократия стремится захватить ключевые посты. «По праву памя­ти» - поэма-предупреждение, обращенная к совести и памяти че­ловека, ответственного за судьбы своей страны и своего народа.

Александр Твардовский принадлежит к тем поэтам, для которых детские и юношеские годы, прожитые в деревне, навсегда опреде­лили характер творчества, стали поэтическим источником вдохно­вения. И потому большое место в его лирике, особенно ранней, за­нимает его малая родина - родная Смоленская земля. С Загорьем «связано все лучшее, что есть во мне, - признавался поэт. - Бо­лее того - это я сам как личность. Эта связь всегда дорога для меня и даже томительна».

В произведениях Твардовского часто возникают воспоминания детства и юности: лесная смоленская сторона, хуторок и деревня Загорье, беседы крестьян у отцовской кузницы. Ранние стихи «Уро­жай», «Сенокос», «Весенние строчки» и первые сборники стихов - «Дорога» (1938), «Сельская хроника» (1939), «Загорье» (1941) опи­сывают жизнь села. Они богаты приметами времени, щедро напол­нены конкретными зарисовками жизни и быта крестьян. Отсюда, из родных мест, пошли поэтические представления Твардовского о России. Здесь же «пленили» его «песни и сказки, что слышал от деда».

Самобытность ярко раскрывшегося дарования, столь близкого поэтике фольклора, щедрое и мастерское использование народной речи - все это находим в «Стране Муравии», написанной в середи­не 30-х годов.

«Страна Муравия» (1934-1936) - поэма о судьбе крестьянина- единоличника, о его непростом и нелегком пути в колхоз. Главный герой поэмы Никита Моргунок в колхоз не торопится, он боится этого решительного шага. И хотя жизнь его горька, «а все-таки мила», потому что лелеет Никита свою неизбывную мечту: хотел бы он по­жить сам себе хозяином, дожить до того часа, когда будет говорить и сидеть за столом на равных с деревенским кулаком Бугровым. Для этого, как кажется герою поэмы, и нужно иметь свой надел, где

Все твое перед тобой,

Ходи себе, поплевывай.

Колодец твой, и ельник твой,

И шишки все еловые.

Сюжет произведения - полуфантастическое-полуреальное путе­шествие героя по родной земле, история поиска Никитой волшеб­ной и притягательной страны Муравии, где

…Стоит на горочке крутой,

Как кустик, хуторок,

Земля в длину и в ширину -

Кругом своя.

Посеешь бубочку одну -

И та - твоя.

Моргунок мечтает о счастливом труде на своей земле. Он отно­сится к труду с поэтическим вдохновением, ведь труд для него - не средство обогащения, а смысл всей жизни. Но счастливый труд в представлении Никиты - это работа в условиях частного, инди­видуального хозяйства. А страна тем временем живет коллективной жизнью, невиданными темпами движется вперед:

Вышел в поле тракторный отряд,

По путям грохочет скорый поезд,

Самолеты по небу летят,

Ледоколы огибают полюс…

Многое увидел на своем пути Никита. Он подолгу беседовал с людьми о наболевшем, вникал в их беды, тревоги. Осознание геро­ем бесперспективности единоличного хозяйствования, поразившие его факты новой жизни (работа на молотьбе, разговор с председате­лем колхоза, свадьба) - все это предвестие существенных сдвигов в мировосприятии Никиты.

Решение стать колхозником созревает у Никиты не сразу, но назад пути уже нет. Так в полусказочном повествовании-путешествии своего героя Александру Твардовскому удалось вскрыть те глубин­ные процессы, которые были характерны для социалистического переустройства деревни конца 20-х - начала 30-х годов.

Основная идея поэмы - превосходство коллективного ведения хозяйства, переданная не в виде сухих деклараций автора, а раскры­тая изнутри, пережитая, прочувствованная и осознанная героем. Она кажется убедительной, потому что сам Твардовский в ранний пери­од творчества свято верил, что жизнь деревни перестраивается «на новый лад».

О чем бы ни писал Твардовский, в центре внимания поэта всегда оказывался образ простого человека-труженика. Герои поэта живут большой, насыщенной жизнью. Вдохновенный труд дает им, по мне­нию Твардовского, чувство достоинства, осознание своего места на земле. Внешне истории, рассказанные поэтом, очень просты, но они являются фоном для раскрытия богатого человеческого содержания, для выявления черт русского национального характера.

В грозовые годы Великой Отечественной войны вместо мажорных, радостных, светлых тонов стихотворений прошлых лет в произведе­ния Твардовского врываются красные отблески пожаров, черная вздыбленная от бомб и снарядов земля, пепел на месте городов и сел. Они пронизаны невыносимой болью за родную землю, за горе сотен тысяч людей.

В произведениях военных лет (цикл стихов «Фронтовая хрони­ка» (1941-1945), «Баллада о товарище», «Две строчки» (1943), «Война - жесточе нету сло?а…» (1944), «В поле, ручьями изрытом* (1945) и др.) нашли отражение и горькая пора отступления, и тя­желые военные будци, где сама война приравнена к тяжкому труду, и дружба, доказанная кровью, и высокое понимание солдатами че­сти и долга:

И про отвагу, долг и честь

Не будешь зря твердить,

Они в тебе,

Какой ты есть,

Каким лишь можешь быть.

В годы войны Твардовский делал все, что требовалось для фрон­та. Он часто выступал в армейской и фронтовой печати: писал очер­ки, стихи, фельетоны, лозунги, листовки, песни, статьи, заметки. Но главный его труд военных лет - это создание выдающейся ли­рико-эпической поэмы «Василий Теркин» (1941-1945).

Советский солдат Василий Теркин - это удивительно емкий собирательный образ Воина. В Василии Теркине Твардовским ото­бражены лучшие черты, присущие русскому национальному харак­теру, которые особенно ярко проявились в годы тяжелых испыта­ний. Это - мужество, героизм, смекалка, находчивость, скромность. Общность судьбы простого солдата с судьбой миллионов таких же воинов подчеркивалась автором неоднократно:

И не раз в пути привычном,

У дорог, в пыли колонн.

Был рассеян я частично,

А частично истреблен…

Теркин удал, весел и одновременно задумчиво-грустен, сдержан­но-суров. Бросается в глаза открытость души героя и вместе с тем какая-то сдержанность, невысказанность чувств. При полной раство- ренности в солдатской массе - уникальность, неповторимость на­туры этого человека. Он привлекает обаянием, той скрытой мощью, какая является уделом благородных, сильных и добрых людей.

Чувство любви к родине, с такой силой проявившееся в советс­ких людях, ответственность за ее судьбу звучат во многих строках поэмы. Теркин - один из рядовых участников войны, просто сол­дат, но мыслит он широко и емко. Ключевые строки поэмы - от его лица:

Нынче мы в ответе

За Россию, за народ

И за все на свете.

В годы войны Твардовский пишет еще одно эпохальное произве­дение - «Дом у дороги» (1942-1946). Это взволнованное слово по­эта, обращенное ко всем людям с призывом не забывать о прошлом, дорожить миром. На примере семьи Анны и Андрея Сивцовых по­казаны судьбы многих тысяч людей, вернувшихся с войны или уже больше не увидевших отчего дома. Это поэма о силе, стойкости и выносливости русского человека, о любви, подвергшейся тяжелей­шим испытаниям, о силе духа, святости и чистоте воинского долга солдата. У названия поэмы «Дом у дороги» - емкий, глубокий смысл. Это и дом любой русской семьи у дороги войны, это и мир души русского человека. Многое разрушила и унесла война, гово­рит нам поэт, но не смогла она погубить душу русского человека!

В послевоенные годы в творчестве Твардовского появляется ряд тем, которые принято называть «философскими»: размышления о смысле человеческого бытия, о старости и молодости, жизни и смер­ти, смене людских поколений и радости жить, любить и работать на родной земле. Крупнейшее послевоенное произведение Твардов­ского - поэма «За далью - даль» (1963-1960). Это масштабная ли­рическая эпопея о современности и истории, о переломном вре­мени в жизни миллионов людей. Это - развернутый лирический монолог современника, поэтическое повествование о непростых судь­бах родины и народа, об их сложном историческом пути, о переме­нах в духовном мире человека XX столетия.

Перед взглядом поэта проплывает песенная Волга-матушка, воб­равшая в себя воды семи тысяч рек, «дымчатый Урал» с его «глав­ной кувалдой» страны, сибирская тайга, голубой плес Байкала. А за ним - Забайкалье - тысячеверстные просторы вплоть до Тихого океана. Твардовский подчеркивает емкость избранного « сюжета-пу­тешествия », эпический и философско-исторический масштаб, ка­залось бы, незамысловатого рассказа о поездке на Дальний Восток:

А сколько дел, событий, судеб,

Людских печалей и побед

Вместилось в эти десять суток.

Что обратились в десять лет!

Прошлое и настоящее сплетаются в тугой узел под перестук ва­гонных колес. Органичная связь «былого и дум» помогает глубже понять и раскрыть современность. Содержание раздумий лиричес­кого героя, его духовный мир составляют движение времени-исто­рии, судьбы народа и отдельной личности, стремление проникнуть в глубинный смысл эпохи.

Герою поэмы присущи все живые человеческие чувства, кото­рыми наделен и сам автор: доброта и суровость, нежность, ирония и горечь… И в то же время это обобщенный образ, вобравший черты многих своих современников.

Книга Твардовского, сохраняя приметы «путевого дневника», становится своеобразной «летописью», «хроникой», а точнее - по­этической историей современности. В ней честно отражена эпоха, жизнь страны и народа за прошедший большой исторический пери­од, включающий и жестокие несправедливости, репрессии сталин­ских времен (главы * Друг детства», «Так это было »), и культ лично­сти Сталина. В то же время автор, веривший в торжество социалис­тических идей, радуется преобразовательным успехам социализма. Особенно показательна в этом плане глава о перекрытии Ангары при строительстве плотины, несущая в себе отзвук эйфории грандиоз­ных послевоенных планов - «великих строек коммунизма».

Параллельно с поэмой «За далью - даль» Твардовский работал над сатирической поэмой-сказкой « Теркин на том свете » (1954-1963), в которой изобразил «косность, бюрократизм, формализм» советс­кой жизни. Герой поэмы Твардовского военных лет, живой и не уны­вающий ни при каких обстоятельствах Василий Теркин оказывает­ся в призрачном мире теней. Автор подвергает осмеянию все враж­дебное человеку, несовместимое с живой жизнью. Обстановка фан­тастических учреждений на «том свете» подчеркивает бездушие, бесчеловечность, лицемерие и фальшь, произрастающие в услови­ях тоталитарного режима. Через царство мертвых и бездушных Теркина ведет его неиссякаемая «сила жизни». В этом герое Твар­довского, символизирующем жизненные силы народа, попавшем в столь необычную обстановку и подвергшемся нелегким испытани­ям, победили присущие ему человеческие качества, и он возвраща­ется в этот мир, чтобы бороться за правду.

В сочетании фантастического сюжета и реалистических деталей в изображении загробного мира Твардовский реализовал свой твор­ческий принцип:

С доброй выдумкою рядом

Правда в целости жива…

В последние годы жизни Твардовский пишет лирическую поэму- цикл «По праву памяти» (1966-1969) - философское раздумье о непростых путях истории, о судьбе отдельной личности, о драмати­ческой судьбе своей семьи: отца, матери, братьев. Будучи глубоко личной, исповедальной, эта поэма выражает народную точку зрения на сложные, трагические явления прошлого. В этом произведении поэт, осмысливая опыт всей прожитой жизни, в которой отразились тяжелые противоречия времени, углубляет и развивает мотивы, про­звучавшие в поэме «За далью - даль». Сквозным мотивом в поэме становится мотив поиска правды, как истины и справедливости, - от обращения к себе во вступительных строках: «Перед лицом ушед­ших былей не вправе ты кривить душой» - и до завершающих слов о целительном настое «правды сущей», добытой ценой жестокого опыта. Более чем за сорок лет литературной деятельности Александр Твардовский запечатлел в своем творчестве три этапа отечественной истории: коллективизацию, Великую Отечественную войну и тяже­лые послевоенные годы. И на каждом этапе муза «тревог и потрясе­ний» с особой поэтической силой и искренностью воплощала самое важное, самое сокровенное в сознании и чувствах русского народа. «Жизни выстраданной сласть», свет, тепло, добро и «горькое недо­бро» поэт воспринимал как непреходящие ценности бытия, напол­няющие каждый прожитый час смыслом и значением.

Твардовскому несложно было быть близким и понятным всем и каждому и любимым всеми читателями, потому что он никогда не отделял себя от своего народа. Он жил в непростое время, но писал о нем правдиво и с любовью:

Просто - мне дорого все, что и людям,

Все, что мне дорого, то и пою.

Таким Александр Твардовский и остался до последнего, «конт­рольного» часа своей жизни.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

В статье «О родине большой и малой» (1958 г.) Александр Твардовский писал, что «...чувство родины в обширном смысле - родной страны, отчизны - дополняется еще чувством родины малой, первоначальной, родины в смысле родных мест, отчих краев, района, города или деревушки. Эта малая родина, со своим особым обликом, со своей-пусть самой скромной и непритязательной-красой предстает человеку в детстве, в пору памятных на всю жизнь впечатлений ребяческой души, и с нею, этой отдельной и личной родиной, он приходит с годами к той большой родине, что обнимает все малые и - в великом целом своем - для всех одна».

Малая родина, как названы поэтом родные места, «...для всякого художника, в особенности художника слова, писателя..., имеет огромное значение».

Это о малой родине вообще. А вот строки Александра Твардовского из очерка «На родных пепелищах» (1943 г.) о своей личной малой родине, зауженной до родного хутора Загорье, уничтоженного злыми силами в первые годы коллективизации: «Не нашел вообще ни одной приметы того клочка земли, который, закрыв глаза, могу представить себе весь до пятнышка и с которым связано все лучшее, что есть во мне. Более того - это сам я как личность. Эта связь всегда была дорога для меня и даже томительна».

Эти слова мне бесконечно дороги и милы, поскольку я так же чувствую и так же, закрыв глаза, всегда мог представить «все до пятнышка», что нас окружало в детстве. И я рад, что брат не забыл об этом сказать в своем творчестве.

Наш родной загорьевский хутор перестал существовать в 1931 году, когда мне было шестнадцать. Семья была вывезена на гиблое спецпоселение в Зауралье, на таежную реку Лялю. Возврата в родные места так и не произошло. Сложные обстоятельства тех лет разбросали всю семью кого куда. Но в душах своих, не преувеличивая, могу сказать, все мы бережно хранили память о своей малой родине. И где бы ни случалось нам жить и работать, мы с трепетом вслушивались и вчитывались в каждую новую строфу Александра Трифоновича, где упоминались родные места, смаковали и заучивали наизусть стихи «На хуторе Загорье», «Поездка в Загорье», «За тысячу верст», «Братья»,- словом, каждую строку с эпизодами из пастушеской поры нашего детства, что волновало и нежно трогало наши чувства.

Проходили годы и десятилетия, но все не было случая ступить ногой на отчую землю, «...где таинству речи родимой на собственный лад приобщен». Удерживала все та же причина: раз уж почти вся жизнь прошла под знаком «социальной неполноценности», то и заявляться туда было не с руки.

Но вот весной 1977 года я получил письмо от старшего научного сотрудника Смоленского областного музея-заповедника Раисы Моисеевны Минкиной. Она обращалась ко мне с просьбой подумать и попытаться изготовить что-либо для экспозиции, посвященной А. Т. Твардовскому, поскольку было ей известно, что по профессии я резчик по дереву и знаю работу по интарсии. К тому времени одна из моих поделок находилась в музее Смоленского пединститута. «А не предложить ли макет нашей бывшей загорьевской усадьбы?» - задумался я. И снова вспомнились строчки Александра Трифоновича о родных местах: «И с годами с грустью нежной Меж иных любых тревог Угол отчий, мир мой прежний Я в душе моей берег». И еще: «И шумы лесные, и говоры птичьи, И бедной природы простое обличье Я в памяти все берегу, не теряя За тысячу верст от родимого края».

Все продумав и взвесив, я отправил в Смоленский музей письмо, предлагая для экспозиции А. Т. Твардовского макет загорьевской усадьбы в масштабе один к пятидесяти. Ответ из Смоленска пришел незамедлительно: «Предложение принимаем, желаем успеха».

С июня до половины октября возился я с этой работой. Макет изготовил, упаковал и отправил багажом пассажирской скоростью из Абакана. Все это происходило в Ермаковском районе Красноярского края, где я проживал в поселке Танзыбей. До ближайшей железнодорожной станции Абакан, где можно было сдать мою посылку багажом, 150 километров. Как туда добраться с такой ношей? Но в знак памяти об Александре Трифоновиче - авторе «Василия Теркина» - помогли мне воины местной части, расквартированной в те годы на окраине Танзыбея. К сожалению, не могу уже назвать имени того политрука, который так понимающе отнесся к моей просьбе. В общем, посылка была отправлена, и, к моему удивлению, без оплаты: в адрес государственных организаций отправления багажом производились бесплатно. А в последних числах октября я вылетел из Абакана в Москву, оттуда поездом добрался до Смоленска и сразу же узнал, что посылка уже в багажном отделении. Это было как раз по моему расчету: я бросился в эту дорогу, чтобы самолично присутствовать при вскрытии упаковки и узнать, каким будет первое впечатление о моей работе у сотрудников музея. Слава Богу, все обошлось хорошо: посылка дошла без повреждений, в музее встретили меня тепло. Я был очень рад, что экспонат всем понравился и было определено место для его экспозиции.

Мог ли я предвидеть тогда, что макет станет основой для восстановления нашего хутора Загорье? Такой возможности не исключал. «Угол отчий, мир мой прежний Я в душе моей берег» - строки из «Теркина» (глава «О себе»). Эти слова поэта не могли не вызывать желание каждого, кому дорого имя Александра Трифонови-

ча, чтобы как-то представить, а еще лучше наглядно обозреть, каким же был этот столь дорогой сердцу поэта мир всех его начал. Это вот и было тем чувством, которое заставило меня взяться за макет усадьбы.

Макет стал чуть ли не событием для смолян, и его не обошла молчанием пресса. Областная газета «Рабочий путь» 1 ноября 1977 года поместила информацию под заголовком «Дар музею», где были такие слова: «Макет хутора Загорье - родины выдающегося советского поэта Александра Трифоновича Твардовского - выполнил его родной брат Иван Трифонович и передал в дар Смоленскому областному музею». Эта же газета 22 декабря 1977 года опубликовала очерк Н. Полякова «Рукой настоящего мастера». В нем рассказано обо всем том, что побудило брата поэта взяться за эту работу, какими средствами и с какой тщательностью была она выполнена.

Перед возвращением в Сибирь я пригласил фотокорреспондента из «Рабочего пути» сфотографировать макет, уже выставленный в экспозиции. Снимки получил, находясь уже в Танзыбее. Отличные снимки. Я послал их А. И. Кондратовичу, Ю. Г. Буртину, В. В. Дементьеву, П. С. Выходцеву и некоторым другим исследователям творчества брата, полагая, что для них это будет любопытно. Я не ошибся - все они ответили сердечными письмами, одобряли мою работу, благодарили. Может быть, тогда и пронзила сердце боль: ведь ничего этого нет. На месте хутора - поле. И оказывается, это чувство испытал не только я. Вскоре фото появилось в печати. И на страницах «Литературной России» 31 марта 1978 года был напечатан очерк В. В. Дементьева «Поездка в Загорье». В нем я прочитал: «Великое дело сделал Иван Трифонович, но думается мне, что, пока есть время, пока не заросло волчьим мелколесьем широкое русское поле, пока живы еще родные и близкие поэта, мы обязаны, мы должны, мы призваны восстановить хутор Загорье и для себя, и для будущих поколений, которые проторят сюда незарастающие тропы».

Должен добавить, что В. В. Дементьев, получив от меня фотографию макета, оставил все свои дела в Москве и отправился на Смоленщину, чтобы еще и еще коснуться душой к «Полю поэта», как назвал он одну из глав своей книги о российской поэзии «Исповедь земли». Вместе со смоленским поэтом Юрием Пашковым они добрались до загорьевских полей, повстречались тогда с живыми современниками Александра Трифоновича на его малой родине.

Очерк В. В. Дементьева «Поездка в Загорье» стал отправной точкой в вопросе о воссоздании хутора Загорье, как мемориала А. Т. Твардовского. В течение целого десятилетия этот вопрос в той или иной форме вновь и вновь всплывал на страницах центральных и периферийных газет, альманахов и журналов. Призыв Дементьева поддержали и «Красная звезда» публикациями В. Лукашевича, и «Сельская жизнь» очерками В. Смирнова, и «Известия» очерками Альберта Плутника «По старой смоленской дороге».

1 сентября 1986 года Смоленский облисполком наконец принял решение «О возрождении усадьбы Твардовских на хуторе Загорье».

Директор Смоленского областного музея Александр Павлович Якушев писал мне:

«Дорогой Иван Трифонович! Дирекция Смоленского областного музея-заповедника приглашает Вас приехать в город Смоленск для проведения работы по изготовлению обстановки, бывшей в доме Трифона Гордеевича Твардовского. Мы готовы оформить Вас на одну из штатных должностей музейного работника, предоставить Вам место для работы и соответствующие материалы Прошу с получением этого письма ответить нам, сообщив о согласии и времени приезда».

Я сразу же ответил, что готов приехать и изготовить все, что было из обстановки в нашем доме, когда наш брат Александр выбыл из Загорья.

«Дорогой Иван Трифонович! Ваше письмо от 250586 получили-огромное спасибо за согласие приехать в Смоленск во 2-й половине июля. Трудности мне понятны, как и то, что агитировать за создание музея, посвященного А. Т. Твардовскому на родине, по идее, никого не надо, т. е. он давно должен был бы работать ».

«Просил бы Вас прикинуть, что мы должны подготовить к приезду из инструмента (Все с собой Вам не привезти), какой конкретно материал и т. д. вплоть до мелочей. Не будет ли затруднений с жильем в Смоленске?»

Я прибыл в Смоленск из Танзыбея в воскресенье, ночевал у сестры в Запольном. Встреча с Якушевым состоялась 20 июля, и впечатление от этой встречи было хорошим.

Вроде бы во всех инстанциях и согласны, и готовы помочь в организации музея,- информировал меня Александр Павлович,- а решение так и остается повисшим в воздухе. Будто кто-то чего-то опасается: «Как бы чего не вышло!»

Александр Павлович на свой риск и страх решил взяться за подготовку музея, изготовить все то, что должно представлять интерьер в избе, как это было при юном Александре Трифоновиче.

Вот я и пригласил вас, Иван Трифонович,- продолжал Александр Павлович,- помня ваше мнение по этому поводу, что отыскать где-то в точности соответствующие аналоги обстановки нам, согласен, не удастся: здесь была война, были немцы... Да и что оно такое «аналоги»? Это ведь далеко не всегда по-настоящему соответствует в точности. Так что, судя по изготовленному вами макету усадьбы, я убежден, что вы сможете выполнить эту задачу лучшим образом.

В переписке с сотрудниками Смоленского музея я тоже не поддержал предложения разыскивать в селах Смоленщины предметы мебели, аналогичные тем, что были в семье отца в конце двадцатых годов. Я совершенно был убежден, что самым лучшим решением будет, если позволят мне самому изготовить мебель, основываясь на том, что хорошо помню, какой она была. К тому же такая задача мне по плечу в силу самой моей профессии. И ведь никто же другой не сможет этого сделать прежде всего потому, что не знает, какой она была. Я был рад, что дирекция музея обратилась с таким предложением ко мне, и прибыл в Смоленск с собственным инструментом.

Не простым вопросом было подыскать наиболее подходящее место

для работы. Ютиться в тесноте какого-либо подвального городского помещения я не согласился, а иного предложить мне не могли. Выяснилось и то, что не было еще и нужного материала: приступить к работе не представлялось возможным. Выходом из этого положения, на мой взгляд, могло быть то, чтобы, не теряя времени, поехать в совхоз «Починковский», то есть непосредственно на родину Александра Трифоновича, где, кстати, горячо чтут память своего земляка-поэта и ежегодно торжественно отмечают день его рождения, и там решать вставшие вопросы: место работы, жилье.

Я прибыл в Починок. Неузнаваемым, незнакомым оказался для меня родной город. В последний раз я был в этом ближайшем от Загорья торговом местечке с нашим отцом Трифоном Гордеевичем более полувека назад. Каждое воскресенье съезжалось тогда в Починок многочисленное крестьянство на своих подводах на базар, чтобы что-то продать или купить, но, пожалуй, больше продать. Боже мой, сколько же, бывало, собиралось здесь тех простых крестьянских повозок, сколько всего было в продаже, чего тут только не было! Всякой, всякой живности: коров, поросят, телят, птицы, самых разных продуктов натурального крестьянского производства - масло, самое разное мясо, мед, яблоки, яйца. Сколько бывало разных кустарных изделий: бочонки, разные ушаты, шайки, корыта, прялки, гончарные изделия, решета, маслобойки,- ну, словом, всякого добра: «Покупай - не хочу!». Пахло тут и дегтем, и медом, лошадьми и навозом, да пряником - тоже. И можно было увидеть и услышать, как проходили купли-продажи с громкими обменами мнениями торгующихся. Например, возле какой-то живности каждая из сторон убеждает, чуть ли не крестясь и клянясь именем Господа, что говорит только истину, когда другая все еще остается в сомнениях. Наступает такой миг, когда стороны делают жест, так называемый «по рукам» - сделка совершилась, и чувства умиротворенно переходят в состояние доброжелательности друг к другу.

Картина давних ребяческих впечатлений промелькнула как бы сама по себе, когда я, по существу, впервые увидел Починок этих дней, так сказать - обновленный, очень изменившийся во всех отношениях, облагороженный асфальтом, с многоэтажными домами, со снующими по улицам автомобилями и с полным отсутствием крестьянских повозок, прежних базаров и тех немудреных торговых лавок частников, которые были здесь на каждом шагу. Вроде бы и хорошо, и красиво. Только, если честно, то не хотелось видеть холодную каменную пустоту теперешних магазинов, вставших взамен обилия крестьянских базаров. Но это уже из иных понятий и суждений о нашем сегодня.

Как-то сама собой возникла мысль побывать в райкоме партии, прежде чем продолжить путь до совхоза «Починковский». Тут мы так рассудили с Александром Павловичем: рассказать первому секретарю обо всем, что предстоит начинать, в чем есть затруднения. Появилась надежда, что он может без труда позвонить директору совхоза, и его слово сыграет больше, чем наша просьба от имени директора областного музея. Оно так и получилось - нам повезло. Первый был

у себя и принял нас очень приветливо. Представился: - Николай Васильевич. Когда же узнал, что я приехал из Сибири и что моя задача изготовить все, что было из предметов в семье отца поэта Александра Твардовского на тот период, когда он уехал из семьи отца навсегда, секретарь встал из-за стола, крепко пожал мою руку:

Так это же подарок нам всем, кто может представить всю важность дела, над которым мы здесь думаем. Спасибо вам, Иван Трифонович, что вы приехали, что еще в силах сделать главное, что дорого и мило. Это же, подумать только,- родной брат приехал на свою родину, чтобы увековечить память нашего выдающегося земляка Александра Трифоновича!

Он тут же связался по телефону с директором совхоза «Починковский» Петром Владимировичем Шатыркиным, и можно было без труда понять, что и на другом конце провода выражают признательность и готовы сделать все, чтобы работы можно было начать, не откладывая.

Из Починка наш путь лежал в Сельцо - усадьбу совхоза, от которой всего в семистах метрах находится то место, где была усадьба отца, которую отняли у нас в 1931 году.

На прощание Николай Васильевич вручил мне портрет Александра Трифоновича на дереве и сувенирные полотенца из смоленского льна производства Смоленского льнокомбината с уникальными тиснениями.

От Починка до Сельца восемнадцать километров. Первая моя поездка туда осуществилась в 1980 году к 70-летию Александра Трифоновича. На эти торжества я был любезно приглашен из Сибири в Москву, оттуда, уже в составе группы московских литераторов, прибыл в Смоленск вечером 19 июня.

20 июня были приняты первым секретарем Смоленского обкома партии, затем присутствовали на торжественном собрании смоленской общественности, посетили исторический музей, где была развернута экспозиция, посвященная Александру Твардовскому, побывали в Смоленском пединституте и ознакомились с экспозицией, посвященной студенческим годам поэта.

21 июня нас увезли из Смоленска непосредственно на родину поэта, где уже собралось много смолян и гостей, непреходяще чтущих память об Александре Трифоновиче. В тот день мне не удалось ни уединиться, ни осмотреться, ни вырваться из объятий торжественно-возбужденных земляков. Был глубоко тронут их сердечностью и вниманием. Я встречался с теми, с кем ходил в школу в Ляхово. Теперь они увидели убеленного старика-пенсионера, и тут никуда не деться - земляки не удержали слезу, и было мне, не знаю уж как и сказать, пожалуй, щемяще до слез.

Попытался узнать то место, где был наш дом, но даже с помощью земляков трудно было представить, что мне показывали именно то место. Я, признаюсь, был немало огорчен. По чьей-то безучастной воле и равнодушию дорогу из Починка в совхоз «Починковский» проложили точно по месту бывшей нашей усадьбы - никакой приметы от всего, что было. И ведь, право же, странно: есть

фотография 1943 года, на которой запечатлено пребывание Александра Трифоновича с нашим отцом на месте бывшей усадьбы, где Трифон Гордеевич, опустившись на колени, вглядывается в родную землю рядом с нашим озерцом. Тут же в раздумье стоит Александр Трифонович. Значит, в 1943 году был еще знак, след жизни в Загорье. Потом бульдозером все это похоронено под полотном автодороги. Отсыпку производили путем сдвигания грунта со сторон, и от бывшего пригорка, где была усадьба, не осталось и следа.

Как рассказывала мне сверстница Александра Трифоновича по Ляховской школе Акулина Ивановна Богомазова, в те годы, когда строилась дорога к совхозу «Починковский», бывал здесь и сам поэт, передал часть денег от Государственной премии за поэму «За далью-даль» на строительство Дома культуры в Сельце. Он, конечно, не мог не заметить, что само место загорьевской усадьбы уже было погребено под дорогой. Видимо, из скромности не счел тактичным сказать что-либо против, промолчал - дело было уже сделано и, похоже, посчитал недостойным выражать неудовольствие случившимся - махнул рукой. Но совхозу старался хоть чем-либо оказать земляческую помощь. За его личный счет было сооружено копаное озеро с островком, что связано с памятью детских лет: на усадьбе в Загорье озерцо было тоже с островком, как хотелось нашему отцу. Кроме того, брат подарил совхозной библиотеке несколько сот томов книг. К сожалению, от них мало что сохранилось до наших дней - имела место полная безответственность, и книги были разворованы. Да, можно об этом сожалеть, но нельзя обвинять всех подряд - в обществе всегда есть некое количество людей, для которых нет ничего святого.

Очень бережно хранится память об Александре Трифоновиче в Сельцовской восьмилетней школе. Директором в ней много лет работал Сергей Степанович Селифонов, уроженец здешних мест. По окончании пединститута осел здесь, в родных местах. Еще в середине шестидесятых годов он организовал школьный музей по творчеству Александра Твардовского. Сейчас накоплен большой документальный материал в виде писем поэта в оригиналах, множества журнальных и газетных статей о нем, книг с автографами и дарственными надписями авторов, исследующих творчество поэта: А. В. Македонова, А. И. Кондратовича, П. С. Выходцева, В. Я. Лакшина и многих других. Много воспоминаний современников об Александре Трифоновиче, есть и редчайшие снимки его встреч с земляками, а также работы известного фотокорреспондента военного времени Василия Ивановича Аркашева. Все это не может не вызывать глубочайшего уважения к С. С. Селифонову.

И пусть простит читатель меня, старика, что рассказ мой получается несколько сумбурным. Вернемся же к моменту моего приезда в Сельцо вместе с директором областного музея. Директор совхоза П. В. Шатыркин проявил к нам безупречную внимательность.

Для организации мастерской,- сказал он,- в Ваше распоряжение передаю квартиру в двухэтажном доме, разрешаю по Вашему

усмотрению подбирать любой из имеющегося материал, в помощь прикрепляю к Вам человека, который поможет что где искать, как получить, подвезти и так далее.

«Вот это да!» - пронеслось в моих мыслях. Чего же еще желать. Оставалось только узнать: есть ли какое-либо общежитие, где мог бы я получить место для ночлега, но директор уже и здесь опередил меня, заявив:

О жилье не беспокойтесь, моя квартира позволяет устроить Вас на должном уровне, будьте спокойны.

Конечно же я понимал, что благожелательность не из ничего: здесь, на родине поэта, витает его дух, живет признательность и любовь к нему.

Александр Павлович Якушев, сопровождавший меня в этот день от Смоленска до совхоза, был свидетелем моей встречи с людьми на родной земле. Его радовало то, что здесь давно делают все, что в силах, чтобы возродить хутор, где родился и провел детские и юношеские годы знаменитый их земляк, что есть в этом как бы сама историческая гордость земли смоленской, воспетой с чувством сыновьего долга Александром Твардовским.

Я покинул дом когда-то,

Позвала дорога вдаль

Не мала была утрата,

Но светла была печаль

И годами с грустью нежной-

Меж иных любых тревог-

Угол отчий, мир мой прежний

Я в душе моей берег

В этих строках ясно узнается, что «...чувство родины в обширном смысле-родной страны, отчизны-дополняется еще чувством родины малой...» Вот это и обязывало воссоздать хутор Загорье. И я не знаю другого человека на Смоленщине, который вложил бы так много сил и стараний, как бывший директор Смоленского областного музея Якушев, ходатайствуя перед областным начальством и добиваясь решения вопроса о возрождении родного хутора поэта.

Не дождавшись официального разрешения Смоленского облисполкома, под личную ответственность директора областного музея мне предстояло возрождать хутор Загорье конкретным делом - изготовить предметы давнего быта в семье отца. В тот день, 20 июля 1986 года, я и остался в совхозе «Починковский», поселившись в квартире директора, где к моим услугам было предоставлено все на уровне гостиничных условий.

К работе я приступил буквально на следующий день. И сразу возникли проблемы. Не так просто начинать что-то делать по столярной части там, где нет ни верстака, ни нужных материалов. В этом животноводческом хозяйстве никаких чисто столярных работ не производилось, поэтому не было и столярной мастерской. Работала только пилорама, и был там единственный, доведенный до полного разлада строгальный станок. Не было и сушилки, а сухого, пригодного для изготовления мебели материала в хозяйстве не

нашлось. Из только что сошедшей с пилорамы доски никакой мастер ничего сделать не может, а ждать, пока эта доска высохнет под навесом или на солнце, как мне подсказывали, смешно было слышать.

Мне нужно было какой-то выход искать и, конечно, поговорить с директором совхоза, может, он свяжется с соседними хозяйствами и возьмет взаймы или как-то иначе пару кубометров сухого материала. В этом направлении были предприняты необходимые старания, но все впустую.

И тогда я поехал в Смоленск, чтобы вместе с директором музея побывать на мебельных предприятиях, где непременно должен быть запас сухого пиломатериала. И не может не случиться, что мы не встретим там понимания - была надежда, что в просьбе нам не откажут.

А. П. Якушев набрал номер телефона какого-то предприятия. Назвав по отчеству, как можно было понять, знакомого ему человека, он поведал ему о наших затруднениях.

Значит, сегодня же можно и получить? - спрашивал Александр Павлович.- Ну вот и прекрасно! Спасибо!

Получить материал в тот же день нам все же не удалось: он находился еще в сушильной камере, и нужно было подождать еще два дня.

Никогда не забуду виноватое лицо директора совхоза:

Ну, спасибо, Иван Трифонович, что нашел выход. Переживал я в себе, что не удалось на месте решить всего, что было моей обязанностью, да вот... - винился он,- не осуди...

Нет, Петр Владимирович помогал, чем мог. Ну, во-первых, сразу же прикрепил ко мне самого опытного своего работника Павла Филипповича Романова, который и по столярной части наторен, и, к труду привычный, да к тому же еще и почитатель творчества Александра Трифоновича. Все это очень дорого было для меня. И пошла у нас с ним работа слаженно, как нельзя лучше.

На первое время директор местной школы Сергей Степанович разрешил воспользоваться верстаками из школьной мастерской, председатель сельсовета Александр Харитонович, который был хорошо знаком Александру Трифоновичу как поэт-сатирик, поспособствовал заготовить древесину ольхи для некоторых специальных работ. Рабочий Павел Филиппович согласился привезти свой собственный циркулярно-пильный и строгальный станок, на котором можно заготовить мерный нужного сечения материал. Совхозные электрики подключили нашу технику к электросети. И организовалась в свободной совхозной квартире мастерская, позволившая выполнить все предстоящие работы.

Я должен был изготовить, казалось бы, простые столярные изделия, которые явились бы копией тех, что были в семье нашей в конце двадцатых годов. Предназначались эти изделия для будущего мемориального музея «Хутор Загорье». Было ли это для меня сложным в исполнении? Да, это было далеко не простой задачей, хотя я и являюсь мебельщиком по профессии.

Конечно, я хорошо помню все до черточки, до мельчайших

конструктивных примет обстановку дома: столы, платяной шкаф, жесткий диван, комод, стулья, вешалки, полки. Ясно, что мебель в нашем доме была не с фабричного потока по ГОСТу, а изготовлена невесть когда по заказу руками сельских кустарей, и потому она была в своем роде уникальной. И, прежде чем приступить к изготовлению, я готовил по памяти рисунки, рассчитывал размеры элементов каждого изделия. Фабричных материалов, таких как фанера, плита, пластик, в те годы не применяли - все выполнялось из массива, то есть из естественного чистого дерева, обработанного преимущественно ручным столярным методом: распилено, прострогано, выклеено, отделано. Но ведь я и сам из тех мест и лет, и из той же семьи, и потому был убежден, что с задачей справлюсь. Помимо всего, что были мой долг и моя обязанность перед памятью брата: если не я, то кто же может это сделать?

Мы с Павлом Филипповичем еще ничего не успели сделать, а районная газета «Сельская новь» уже дала информацию о возрождении хутора Загорье с моим участием, стали появляться в одиночку и группами земляки, чтобы воочию убедиться, что это действительно так, что я есть в Сельце. Такие визиты носили исключительно приветственный характер: люди желали познакомиться со мной, поздравить с приездом, пожелать успехов в работе, высказать одобрение по поводу самого начала. Приезжали фотокорреспонденты, что иногда очень меня смущало - старому человеку было ни к чему подставлять себя под объектив - «старость - не есть радость». К тому же это отрывало от дела, создавало помехи. Слухи же продолжали расширяться, и вскоре появились заметки, а потом и очерки о начавшемся возрождении хутора Загорье не только в областной газете «Рабочий путь», но и в центральных газетах: «Труде», «Сельской жизни», «Красной звезде», «Известиях».

Задолго до моего приезда в родные места на Смоленщину ко мне в Красноярский край (кажется, в 1982 или 1983 году) пришло письмо от инженера Смоленской научно-производственной реставрационной мастерской. В нем сообщалось, что названная мастерская готовит техническую документацию по восстановлению усадьбы в Загорье, в связи с чем просит ответить на ряд вопросов. По возможности я ответил на все те вопросы, которые выходили за рамки данных, показанных мной на макете усадьбы, который уже находился в Смоленском музее, порекомендовал взять макет за основу. В конечном итоге мастерская так и поступила. Я упоминаю об этом письме лишь в связи с тем, чтобы показать, что общественность годами вынашивала мечту о возрождении Загорья, как могла продвигала этот вопрос, веря, что исполком облсовета примет положительное решение и Загорье возродится. Для этого и готовилась заблаговременно техническая документация.

К концу августа 1986 года в мастерской уже стояли шкаф, диван, столы. Правда, они были еще в белом виде, еще не подвергшиеся имитации и покрытию, но уже было на что посмотреть. Именно в те дни и заявился к нам спецкор «Известий» Альберт Плутник. Смотрел с удивлением на то, что сделано и что еще в заготовках, горячо жал

нам руки. Наконец-то в Сельцо пришло долгожданное «добро» исполкома облсовета от 1 сентября 1986 года. Тут уж мы по-настоящему воспряли духом.

В очерке «Так это было на земле» («Известия», 26 октября 1986г.) Альберт Плутник рассказал о своем посещении той временной мастерской, где изготовлялась мебель для музея в Загорье:

«Смоленская дорога выводит нас к маленькому населенному пункту, который, словно боясь преувеличения, сам постыдился назвать себя селом, назвал Сельцом, к домику, где два пожилых человека в неспешных разговорах изготовляют музейные редкости. Плоды их труда тут же, в комнатенке, заваленной опилками и стружками: обычные простенькие столы, шкаф, диван, стулья. Но какая же это редкость, если - обычные? Таких нигде не купишь, сделаны «по заказу» - для одной избы, в точном соответствии с ее размерами, количеством едоков и так далее. Между прочим, мебель не оригинал. Чудом - по памяти - удалось восстановить копию. В этом, собственно, а также в предназначении обстановки, и состоит уникальность работы, которой заняты совхозный плотник Павел Филиппович Романов и столяр-краснодеревщик Иван Трифонович Твардовский. Он постарше, ему за семьдесят. Это он, Иван Твардовский, вспомнил мебель отцовского дома, стоявшего на хуторе Загорье, что был рядом с Сельцом, где рос сам, где росли сестры и братья, в том числе брат Александр, покинувший его в юности... Дело идет быстро, хотя никто не торопит мастеров, разве что годы. Уже виден и конец работе, и все сильнее волнение: не скитаться же мебели по чужим углам. А своего - нет. Нет хутора, нет дома - не восстановлен, хотя прошло пятнадцать лет, как умер поэт».

После поездки в Сельцо А. Плутник имел встречу с заместителем председателя Смоленского облисполкома А. И. Макаренковым, после чего в очерке появились такие строки: «Сегодня уже можно сказать:

Загорье возродится. Исполком Смоленского областного Совета народных депутатов 1 сентября принял на этот счет специальное решение».

В Сельце эта новость была встречена восторженно всеми. В ближайшее время ожидался приезд областного начальства, предвиделось проведение совещания, на котором будут обсуждены конкретные задачи о включении подрядных организаций по производству строительных работ на загорьевской земле.

Планировалось за десять месяцев завершить все строительные работы по воссозданию хутора, но это оказалось нереальным. Многие работы не были учтены в самом проекте. Так, прежде чем заложить фундаменты, нужно было воссоздать прежний рельеф места усадьбы. Рельеф, как я сказал уже, был сильно нарушен во время строительства автодороги к совхозу. До наступления холодов реставрационная контора едва успела сделать разбивку под фундаменты. Блоки, правда, были завезены, но уложить их и выровнять не успели - доделывать можно лишь весной, по теплым дням, уже в 1987 году.

Приехал я на малую родину с мыслью, что задержусь здесь на короткое время, может, месяца на два или немного больше -

изготовлю мебель для музея, на том и точка - возвращаюсь в Сибирь, где семья и свой дом. Еще нельзя было сказать, доведется ли дожить до того дня, когда будет начато воссоздание родных пенатов. Но судьба распорядилась круто. Еще не успел покончить с мебелью, как вот тебе: не только решение принято, но и сроки открытия музея назначены. Возвращение в Сибирь откладывалось. А тут и такая мысль появилась - не переселиться ли на свою родину?

Стало ясно, что мое присутствие здесь необходимо, так как восстановить нарушенный рельеф, не зная, каким он был прежде,- нельзя, и я должен был взять на себя ответственность за выполнение этой работы и неотлучно следить за строительной площадкой. Да иначе и нельзя, если мы хотим воссоздать хутор таким, каким он был при жизни юного поэта. Значит: от начала до конца мне должно было здесь быть, поскольку все начиналось с момента передачи мной макета Смоленскому музею, на основании которого была подготовлена техническая документация. Но макет дает только внешнее представление о хуторе. Внутреннее же устройство любого строения на макете не показано, значит, присутствие человека, который должен знать все до мелких деталей, обязательно. Это касается и избы, и скотного двора, и бани, и кузницы. Интерьер их нужно показать в натуре.

И обстоятельства, и обострившееся чувство к родным местам побудили меня объясниться перед администрацией о том, что созрела мысль о переселении в Сельцо. Доводы мои были с вниманием приняты и поддержаны. Совхоз предоставил мне квартиру, а дирекция областного музея выдала командировочное удостоверение в Сибирь.

Не прошло и суток, как я был в Абакане, поджидал на автовокзале автобус, который отправится знакомым маршрутом по Тувинской трассе до поселка Танзыбей, где прожито двадцать лет, много затрачено труда. И какое-то щемящее чувство бередило душу: предстояло проститься с этим местом, которое тоже по-своему стало уже близким, с любовью обжитым, а стало быть, все предстоящее, ради чего мной совершалась эта поездка, не могло не вызвать грустных раздумий.

Я сомневался, поддержит ли жена Мария Васильевна мое решение переселиться на Смоленщину, поскольку она коренная сибирячка. Но она была готова ехать со мной, как всегда, «хоть на край света».

Наши сборы и хлопоты по продаже дома, заказу контейнеров для отправки имущества, погрузке такового, приобретению билетов на самолет и все прочее, связанное с переселением (снятие с прописки, перевод пенсионных документов, сберегательных вкладов, подписных изданий), были завершены за десять дней.

22 октября 1986 года нас встречали родственники в Смоленске. На следующий день мы добрались до Сельца.

Срубы для всех загорьевских построек изготовил Велижский леспромхоз Смоленской области на своем производственном дворе с расчетом, чтобы весной перевезти их в разобранном виде в Загорье и собрать силами самого леспромхоза на месте с постановкой оконных

и дверных блоков, устройством стропил, обрешеткой и навеской на петли дверей и ворот. Все эти работы были выполнены к 20 мая 1987 года.

Следом за плотниками реставраторы поспешили временно покрыть крыши всех строений рубероидом по дощатому настилу, чтобы, не опасаясь возможных дождей, вести внутренние работы - настилу полов, вгонку в матрицы потолочин, устройство перегородок, полатей, кладку русской печи. Кузницу покрыли, как было согласовано, галтелью - простроганным тесом в два слоя. Они же, реставраторы, подшивали карнизы, оформляли проемы окон и дверей наличниками, привинчивали ручки, шпингалеты, задвижки, а также выполняли кладку печи в бане и ее обустройство. В их же подряд входило возвести околичные изгороди и перегородки на скотном дворе.

Что же представляет собой наш хутор? Он стоит на пригорке у самой дороги. Обычный хутор, то есть обособленный участок земли, приобретенный отцом в девяностых годах прошлого века с выплатой в рассрочку на пятьдесят лет. Десять с небольшим десятин. На усадьбе всего-то и было: хата девять на девять аршин с примкнувшим к ней скотным двором, сенной сарай, баня, кузница. Работа по возрождению этой усадьбы будто бы продвигалась успешно, но были и задержки - то одного, то другого недостает: печную вьюшку или банный котел ни купить, ни достать, время уходит на поиски. То остановка из-за соломы для крыши-рожь на совхозных полях еще не созрела, а когда пришло время жать, то не вдруг найдешь жниц на селе. То не оказалось поблизости и кровельщиков, которые могут, как было принято раньше, крыть соломой «под гребенку». Вот дело и затягивалось. Нет, не получилось так скоро, как было задумано. Да, честно говоря, я и не был сторонником спешного воссоздания. Спешно, непременно в срок - это значит не совсем хорошо, и такое ни к чему. И все же к осени 1987 года усадьба в основном была возрождена. Более ста березок было посажено еще весной, и все они прижились, имели хороший прирост. За кузницей, к западу, зеленел на прежнем месте небольшой кусок ельника из шестидесяти пяти елочек двухметровой высоты. Были посажены восемь широколистых лип; на прежнем месте растет и дуб, и древовидная лесная рябина, а к югу, за сараем, восстановлен плодовый садик из девяти теперь уже плодоносящих яблонь. К сожалению, не удалось найти прежние сорта: коробовку, сахарный аркад, грушовку московскую. Есть на усадьбе и колодец, и водоем в виде озерца с островком в центре. Площадь мемориального участка 2, 6 гектара. По периметру, как живое ограждение, посадили две тысячи елочек строго по линии в три ряда - все прижились.

Сделано все это, конечно, с помощью общественности района. Много внимания уделил первый секретарь райкома партии Николай Васильевич Жвац. Помогали и воинские подразделения, и энтузиасты-одиночки из других областей. Житель Подольска Виктор Васильевич Ширяев четырежды приезжал, чтобы принять участие в восстановлении мемориала. С этой же целью наведывался из Ленинграда наш земляк и мой школьный друг Михаил Мефодьевич

Карпов - участвовал в посадке деревьев, Иван Сидорович Бондаревский из города Красный Луч, Петр Трофимович Солнышкин из Скопина Рязанской области, Николай Федорович Дьяков из Москвы, Тарас Иванович Кононенко из Липецка. Да всех не перечислишь, не упомнишь.

Открытие музея было приурочено семидесятивосьмилетию Александра Трифоновича. Торжественно, празднично, многолюдно было в те июньские дни 1988 года на усадьбе возрожденного хутора. Сотни автомашин, тысячи празднично одетых гостей заполнили и усадьбу Загорье и поселок Сельцо. Митинг открыл первый секретарь Смоленского обкома КПСС Анатолий Александрович Власенко. Затем выступил наш почетный гость из Москвы литератор Валерий Васильевич Дементьев. Им было поручено разрезать ленту перед входом в мемориал Александра Твардовского.

В березовой роще возле Дома культуры Сельца был дан большой концерт самодеятельных коллективов литераторов и артистов Смоленска. Это празднество передавалось по телевидению и радио.

С тех пор минуло много уже лет. В Загорье побывали тысячи посетителей: экскурсии, делегации, коллективы предприятий и учебных заведений, индивидуальные посетители из разных уголков страны. Тропа в Загорье, к отчему месту народного поэта, не зарастет никогда.

Классы: 7 , 8

Презентация к уроку

Назад Вперёд

Внимание! Предварительный просмотр слайдов используется исключительно в ознакомительных целях и может не давать представления о всех возможностях презентации. Если вас заинтересовала данная работа, пожалуйста, загрузите полную версию.

Смоленская земля. Смоленщина – край столь щедрый на славные имена. Южнее Смоленска расположен небольшой городок Починок (бываю в нем несколько раз в год), а в 12 км от него хутор Загорье – место, где более 100 лет назад родился А.Т. Твардовский.

Цели урока:

1. Рассказать о родине А.Т. Твардовского. Опираясь на факты биографии, определить тематику стихотворений поэта.
2. Развивать понятие о лирическом герое.
3. Закрепить умения:
   - сопоставлять стихотворения разных авторов;
   - работать с учебником;
   - выразительно читать, передавая идеи и чувства автора.
4. Активизировать познавательную деятельность учащихся, стимулировать и развивать мыслительную деятельность.
5. Воспитывать чувство патриотизма, гордости за свою малую родину.

Оборудование : мультимедиапроектор, экран, презентация Microsoft PowerPoint

Ход урока

1. Организационный момент.

Объявление темы и задач урока.

2. Актуализация знаний.

Сопоставление как прием анализа для выявления общей тематики.

Назовите известных вам поэтов, певцов родной природы и земли. (С. Есенин, И. Бунин, А.Толстой)

Что объединяет этих поэтов и их произведения? (Любовь к родной земле. Ощущение связи человека и природы, выражение душевных настроений, состояний человека через описание природы.)

3. Объяснение нового материала. (Слайд № 1)

• Вступительное слово учителя. Личность писателя познается через его творчество, а основополагающим началом личности является отношение человека к тем местам, где он родился и вырос. А.Т. Твардовский пронёс свою любовь к родному краю, к своим истокам через всю жизнь, не забывая о нём ни в годы радости, ни в годину бед и разлук. Образ малой родины зримо присутствует во многих его произведениях. (Слайд № 2)
• Работа с учебником. Чтение учениками отрывков из «Автобиографии» поэта.

(до слов «С того времени я и пишу...» Литература. 7кл. Учеб.-хрестоматия для общеобразоват. учреждений. В 2 ч./ Авт.-сост. В.Я. Коровина)

Итак, поэт родился на хуторе Загорье Починковского района Смоленской области 21(8) июня 1910 года в семье сельского кузнеца, как известно, кузнецы были всегда самыми нужными и уважаемыми людьми на селе. По линии отца предки Твардовского были земледельцами, кузнецами, по линии матери - людьми военными, владели поместьями, разорялись, становились однодворцами. Загорье и Починок, речка Лучеса, Борки – эти названия являются составляющими малой родины Твардовского. Дом, в котором родился поэт, не сохранился до наших дней. Годы репрессий и войны стерли с лица земли Загорье. (Слайд № 3) Осенью 1943 года Твардовский вместе с частями 32-й кавалерийской дивизии оказался около родного хутора и был потрясен увиденным: «Я не узнал даже пепелище отцовского дома. Ни деревца, ни сада, ни кирпичика или столбика от построек – все занесено дурной, высокой, как конопля, травой, что обычно растет на пепелищах. Не нашел вообще ни одной приметы того клочка земли, который, закрыв глаза, могу представить себе до пятнышка, с которым связано все лучшее, что есть во мне». (Но не всем известно, что хутор погиб не в войну, а значительно раньше, когда семья Твардовских была выселена оттуда.) [ 1 ]

Музей «Хутор Загорье» открылся 21 июня 1988 года. Но сначала была проведена огромная работа по восстановлению. Первым на хуторе Загорье появился памятный камень. Большую помощь в создании музея оказали братья Твардовского - Иван Трифонович и Константин Трифонович, его сестра Анна Трифоновна, (Слайд № 4) Младший брат поэта Иван Трифонович Твардовский, проживавший тогда в Красноярском крае, выполнил рисунки хутора, интерьера дома. А затем он переехал на родину, сам сделал всю мебель для экспозиции, Иван Трифонович был директором и смотрителем музея до конца своих дней. (Иван Трифонович Твардовский ушёл из жизни 19 июня 2003 года. Похоронен он в деревне Сельцо, что находится в километре от хутора)

• Начало заочной экскурсии по Загорью. (Слайд № 5)

На территории музейного комплекса расположен дом с пристроенным скотным двором. Подлинных вещей в музее нет, так как семья поэта – родители, братья, сестры – была репрессирована и выслана в Зауралье. Перед вами незатейливый быт семьи. На стене – часы с маятником, зеркало в резной раме. Печка и деревянная перегородка отделяют спальню, где стоит железная родительская кровать, для детей – полати. Напротив двери стоит большой шкаф, который делит горницу на две части. На столе, покрытом кружевной скатертью, – огромный самовар. Рядом деревянный жесткий диван и несколько венских стульев. В углу стоит комод. На нем швейная машинка иностранного производства. На полу постелены домотканые половики. В другом «красном» углу горницы, под «образами святых угодников», - угловой столик со стопкою книг.

Налево вешалка с расписными рушниками. Вещи, характеризующие период 1920-1930-х годов, собраны научными сотрудниками Смоленского музея-заповедника в ходе экспедиций по окрестным с Загорьем селам Починковского района. (Слайд № 7)

(Слайд № 8) На скотном дворе – стойло для коровы, для коня, как в обычном крестьянском хозяйстве. Сюда можно было войти через холодные сени из дома, чтобы зимой не ходить по холоду и снегу.
(Слайд № 9) Перед домом можно увидеть сенной сарай и баньку, в которой работал юный селькор А.Т. – так подписывал Твардовский свои первые заметки в газете «Смоленская деревня».

(Слайд № 10) За домом, несколько поодаль, стоит кузница. В ней установлен горн с мехами, наковальня, на стенах можно увидеть инструменты кузнеца.

(Слайд № 11) Колодец, молодой ельник, яблоневый сад – это тоже детали былой жизни:

• Подготовленный ученик выразительно читает из учебника «Братья» (1933 год).

(объясняется сноска в конце стихотворения) О горькой участи семьи Твардовских поэт писал в своих произведениях, например, в стихотворении «Братья» (1933 г.):

Как ты, брат?
Где ж ты, брат?
Что ж ты, брат?
На каком Беломорском канале?

Это и о старшем брате Константине, и обо всех людях-братьях, которые как враги народа были согнаны на строительство Беломорского канала. Все тяготы жизни в суровой таежном краю упали на хрупкие плечи Марии Митрофановны, т.к. отец постоянно находился в отрыве от семьи, зарабатывая на хлеб насущный.

4. Первичное применение усвоенных знаний.

Вопросы к классу:

1) Итак, с какими событиями в семье Твардовских связан финал стихотворения?

2) Что вам известно о понятии лирический герой?

Справка: Лирический герой – это образ того героя в лирическом произведении, переживания, мысли и чувства которого отражены в нем. Он отнюдь не идентичен образу автора, хотя и отражает его личные переживания, связанные с теми или иными событиями его жизни, с его отношением к природе, общественной жизни, людям. Всякое личное переживание поэта только тогда становится фактом искусства, когда оно является художественным выражением чувств и мыслей, типичных для многих людей. Лирике свойственны и обобщение и вымысел. [ 2 ]

Известно, что в основе лирического произведения лежит художественная мысль, данная в форме непосредственного переживания. Но нельзя забывать, что лирические переживания тесно связаны с реальной жизнью того, кто создает это переживание. [ 3 ]

3) Какие чувства испытывает лирический герой, вспоминая своё детство?

5. Проверка домашнего задания.

Учащиеся читают наизусть стихотворения поэта: «Снега потемнели синие…», «Июль – макушка лета…», «Отыграли по дымным оврагам…», «На дне моей жизни…» , «В тот день, когда окончилась война…», «Я знаю никакой моей вины…» и д.р.

• Активизация мышления учащихся.

Вопросы к классу:

1. О чём писал поэт? Какие жизненные ценности утверждал он своим творчеством?
2. Согласны ли вы со словами А.И. Солженицына, который отмечал «русскость склада, крестьяность, земляность, неслышное благородство лучших стихов Твардовского»?
3. Каковы главные темы его стихотворений?
4. Какие вопросы мучают поэта-фронтовика?

Вывод: Пейзажная лирика Твардовского отличается философичностью и изобразительной силой («Июль - макушка лета»). Мир детства и юности на хуторе Загорье звучит во многих произведениях поэта: от первых до последнего – в поэме «По праву памяти». Тема «Малой Родины», линия «памяти» становится главной в творчестве поэта. Обращение к прошлому, к памяти позволяет постичь высшие моменты бытия. Память питает лиризм поэта, восстанавливает то, что было подлинным счастьем и радостью.

• Продолжение заочной экскурсии.

Как известно, все дети вырастают и рано или поздно покидают родной дом. Так случилось и с Твардовским: любимый край был глухим местом, не дающим возможности для раскрытия таланта, в котором сам поэт был очень уверен. А вот отношение Трифона Гордеевича к увлечению сына литературой было сложным и противоречивым: то он гордился им, то сомневался в благополучии его будущей судьбы, если он займется литературным делом. Отец предпочитал надежную крестьянскую работу писательской «забаве», увлечению, которое, как он считал, должно пройти у сына. Обратимся к «Автобиографии» поэта.

• Работа с учебником. Ученики читают отрывок из «Автобиографии». (С 1924 года…причиной значительных перемен в моей жизни») (Слайд № 12)

На восемнадцатом году жизни Александр Трифонович Твардовский покинул родное Загорье. К этому времени он уже не раз был в Смоленске, однажды побывал в Москве, лично познакомился с М. В. Исаковским, стал автором нескольких десятков напечатанных стихотворений. Его манил большой мир. Но разлука давалась нелегко. После переезда в Москву А. Т. Твардовский наиболее остро почувствовал связь с малой родиной. (Слайд № 13) И родились классические незабываемые строки:

Счастлив я.
Отрадно мне
С мыслью жить любимой,
Что в родной моей стране
Есть мой край родимый.
И еще доволен я -
Пусть смешна причина,-
Что на свете есть моя
Станция Починок.

Станция Починок (1936 г.).

(Слайд № 15) Есть в городе Починок ещё одно памятное место. На центральной площади города, рядом с Домом культуры 21 июня 2010 года, в день 100-летия со дня рождения поэта, был торжественно открыт бюст А. Т. Твардовского, автором которого является скульптор Андрей Ковальчук.

Жители Смоленщины гордятся своим знаменитым земляком и свято берегут все, что связано с его именем. Ведь самое дорогое, что есть у каждого человека – это место, где он появился на свет, малая родина, и она всегда в его сердце.

В поэме « Василий Теркин» (глава «О себе») Твардовский написал:

Я покинул дом когда-то,
Позвала дорога вдаль.
Не мала была утрата,
Но светла была печаль.

И годами с грустью нежной -
Меж иных любых тревог -
Угол отчий, мир мой прежний
Я в душе моей берег.

7. Рефлексия и подведение итогов урока

Вопросы к классу: Что нового мы сегодня узнали? Смогли бы вы теперь отличить стихотворения Твардовского от стихотворений других поэтов? Изменилось ваше восприятие выученных ранее стихотворений? Какие задания больше понравились?

Вывод:

Без сомнения, Смоленщина была нрав­ственной и эстетической опорой в творчестве А.Т.Твардовского. Она питала своими живот­ворными соками огромный талант великого русского поэта, глубоко отразившего в своих лучших стихах, поэмах.

Выставление отметок.

Домашнее задание: прочитайте в учебнике воспоминания о Твардовском, используйте их при подготовке рассказа о поэте.

Список литературы:

1. Хутор "Загорье" - музей-усадьба А.Т. Твардовского http://kultura.admin-smolensk.ru/476/museums/sagorie/ ;
2. Литература: Справ. Материалы: Кн. для учащихся/ Л64 С.В. Тураев, Л.И. Тимофеев, К.Д. Вишневский и др. – М.: Просвещение, 1989. С.80 – 81.;
3. Сквозников В.Д. Лирика// Теория литературы: Основ. пробл. в ист. освещении. – М., 1964. – Кн.2: Роды и жанры литературы. – С.175.;
4. Романова Р.М. Александр Твардовский: Страницы жизни и творчества: Кн. для учащихся ст. классов ср. шк. – М.: Просвещение, 1989. – 60с.;
5. Твардовский А.Т. Стихотворения. Поэмы. – М.: Худож. лит., 1984. – 559с. (Классики и современники. Поэтич. б-ка);
6. «Малая родина» в поэзии A. Т. Твардовского: читая лирические строки... http://www.rodichenkov.ru/biblioteka/ ;
7. На родине Твардовского http://lit.1september.ru/article.php?ID=200401210 ;
8. Музею-усадьбе А.Т.Твардовского - 15 лет http://www.museum.ru/N13689 .

ДОМ И ДОРОГА КАК СИМВОЛЫ ЖИЗНИ В МИРОВОСПРИЯТИИ А.Т. ТВАРДОВСКОГО

С.Р. Туманова

Кафедра русского языка медицинского факультета Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198

Статья посвящена анализу мотивов дома и дороги в творчестве А.Т. Твардовского, их роли в раскрытии одного из важнейших философских понятий - жизни.

Образы дома и дороги - центральные для многих художественных миров. Но расшифровываются они по-разному, в зависимости от наполнения идеями и настроениями художников слова.

Дом и дорога - ключевые мотивы творчества Твардовского. Конкретные, земные понятия, вбирая в себя все смыслы, стоящие за ними, приобретают у Твардовского философскую окраску, становятся символами жизни. Спряжение дома и дороги было творческим открытием Твардовского, давало ему возможность расширить их значение.

Дом Твардовского - это и отчий дом на хуторе Загорье, и вся «мать-земля». Дорога - это и лесная тропинка, без которой не жить и не петь поэту, и дорога «в три тысячи верст шириной» - символ строительства новой жизни. Дорога вела поэта из дома в большую жизнь и обратно домой, к своим корням.

Дом для поэта означал ту основу основ бытия, без которой невозможна жизнь. Не случайно первое опубликованное стихотворение «Новая изба» было о доме. Сквозь конкретность, зримость деталей проступает обобщенно-философское значение: дом - исток жизни, новый дом - новая жизнь. Через много лет он напишет: «Я счастлив тем, что я оттуда, // Из той земли, из той избы, // И счастлив тем, что я не чудо // Особой, избранной судьбы» , где изба-дом - образ родины.

Утрата дома вызывает у поэта горестное размышление о смысле жизни, становится символом несостоявшейся судьбы: «Ни внуков, ни своей избы, // Сиди в землянке, как в колодце. // И старость...» . Вызывающим неприятие и даже ужасным становится для Твардовского такое явление, как бродяжничество. И не только в прямом его значении. Впервые это слово в кавычках появляется в записи 31 января 1955 года после прочтения романа Д. Олдриджа «Охотник»: «Охотник» Д. Олдриджа - хорошо, душевно и ново (развенчание «бродяжничества»)» . Твардовский сложно переживает первое снятие с редакторского поста, когда не идет работа, когда «относит и относит тебя куда-то в мерзость бездеятельного мысле- и словоблудия, в «бродяжничество», за которым только конец - и конец постыдный, мучительный, разрушающий тебя еще заранее своей неизбежностью, своим ужасом» .

В раннем творчестве Твардовского почти в каждом стихотворении есть и дом, и дорога. Герои его стихотворений все время в движении: они идут, едут, летят. Дом - стабильность, а дорога - поиск, как в «Стране Муравии», поиск лучшей жизни. Продолжая традиции русской литературы от сказочных путешествий былинных героев до странствия некрасовских персонажей из поэмы «Кому на Руси жить хорошо», Твардовский вносит свое видение темы. «Путешествие Моргунка к мнимой стране счастья, - размышляет А.В. Македо-нов, - это и путешествие его к подлинным критериям и путям счастья, и вместе с тем путешествие к правде, к выбору между иллюзией и действительностью, к обоснованию и оценке мечты» . Может быть, такой мечтой о путешествии к правде была и его, кажущаяся странной для Твардовского, мечта о кругосветном путешествии. Дважды в «Рабочих тетрадях» он упоминает об этом. Первый раз в 1966 году в декабрьские дни, когда он, как обычно, планировал работу на следующий год, записывает, используя толстовское «е.б.ж.» и придумывая свое е.б.х.: «А потом «е.б.ж.» и е.б.х. (если все будет хорошо) совершу кругосветное путешествие по воде и запишу все по-манновски со всякими отвлечениями и т.п.» . «По-манновски» - это значит с философскими отступлениями, размышлениями о жизни. Второй раз в 1968 году, в октябре, также в размышлениях о работе и планах появляются слова: «Потом все же кругосветное путешествие?» .

«Я иду и радуюсь» - восклицает герой ранней лирики Твардовского. В этот период мотив дороги соединяется с мотивом памяти. А память - это продление прошлой жизни в настоящем и дальше - в будущем. «Дорога и память у Твардовского, - пишет В.М. Акаткин, - не противостоят, они всегда дополняют и продолжают друг друга и в этом своем единстве восстанавливают равновесие бытия, гармонию прошлого, настоящего и будущего» . Показательно в этом смысле стихотворение «Поездка в Загорье», в котором малое перемещение в пространстве сопрягается с воспоминанием и образ времени философски осмысляется: «Время, время, как ветер, // Шапку рвет с головы» .

Мотивы дома и дороги в период войны приобретают новые смысловые оттенки. Война со всей своей жестокостью обрушивается на дом, потеря которого страшна особенно для хозяина, она равна потере жизни. С этим связана антиномия «свое - чужое» - еще один постоянный мотив творчества Твардовского. Для бойца, защитника своей земли, дом - надежная опора: «Он - у себя, он, русский, - дома, // А дома лучше, чем в «гостях» . Образ врага - «гостя» в доме, куда его не звали, повторяется, варьируется, развивается в военных стихах Твардовского. Он «гость недолгий», «бродяга полумира», «вор, ограбивший дом». Дом, который оказался в плену, дом, который служит врагу, потому что враг его «заставил», это все-таки дом, он часть родины.

Дом - это и родная Смоленщина, и вся русская земля. Образы дома и дороги в этот период сливаются, замещают друг друга. Дом оказывается у дороги и в дороге, а дорога становится домом. Дом, разрушенный войной, оказывается

символом борьбы, помогая бойцу в его битве с врагом: «Стой и гляди! И ты пойдешь // Еще быстрей вперед. // Вперед, за каждый дом родной» . Дорога отступления трудна, потому что «горько по земле родной идти, в ночи таясь». Дорога в наступленье - «веселый труд», Поэтому она - «в три тысячи верст шириной». И не случайно здесь использовано исконно русское слово «верста». Этим утверждается, что русский - дома. Поэт призывает сопротивляться врагу и дома: «Бей, семья деревенская, вора в честном дому», и на дороге: «Чтоб дорога трясиною // Пузырилась под ним» . Для наших войск, изгоняющих врага, дорога может быть и «прямой», и «кружной», и «трудной», но это «честная» дорога, потому поэт уверен: «Дойдем до места». Проспект, проселок, тропа, стежка - все эти определения дороги, данные Твардовским в одном только стихотворении «В Смоленске», не просто названия, все они, кроме первого, исконно русские. Они служат поэту для усиления чувства глубокого презрения к фашистам и столь же глубокой нежной любви к Родине, к своему дому: «Мне каждой жаль тропы и стежки, // Где проходил он по земле» .

Иногда дом оказывается в противоречии с дорогой. Дорога уводит от дома, нарушает привычное течение жизни, становится разлучницей: «Когда пройдешь таким путем // Не день, не два, солдат, // Еще поймешь, // Как дорог дом, // Как отчий угол свят» . Поэт противопоставляет дом и дорогу, используя выражение «идти по миру» в прямом и переносном значении. В своей походной жизни солдат действительно идет по миру, уходя все дальше от родного дома, воспоминание о котором лишь ранит, и, казалось бы, лучше не вспоминать о нем, но солдат-освободитель, потеряв многое на дорогах войны, должен верить: «Живем, не по миру идем, // Есть что хранить, любить, // Есть где-то, есть иль был наш дом, // А нет - так должен быть!» . Храня в сердце дом, солдат охраняет саму жизнь.

Во время войны память о доме помогает выжить. И даже страдания, потери близких не умаляют стремления человека иметь свой дом. В мотиве дома появляется новое значение: дом - это содружество людей, объединенных общей бедой и общим делом: «Возьму, возьму, мой мальчик, // Уедешь ты со мной // На фронт, где я воюю, // В наш полк, в наш дом родной» . В диалоге матери, пристроившейся на обочине фронтовой дороги, и солдата, лицом похожего «на мужика - солдата всех войн и всех времен», раскрывается суть мировоззрения Твардовского: у человека в любых обстоятельствах память о доме вызывает чувство ответственности за другого и тем самым помогает выжить. Здесь слово «дом» становится синонимом слова семья. В этом же значении выступает слово «дом» и в поэме «Дом у дороги»: «Среди такой большой земли родной, заветный угол». Дом в поэме обретает так много значений, оборачивается столькими гранями, что становится символом самой жизни.

Мотив дома у дороги раскрывается и в стихотворении «Дом по дороге фронтовой». Полуироническая, полушутливая первая его часть контрастирует с трагической ситуацией поэмы «Дом у дороги» и с драматическим напряжени-

ем второй части стихотворения. Кажется, что поэт словами «дом у дороги. Поворот с утихшей магистрали» прерывает усмешку, напоминает о трагедии потерь на войне и тем самым выводит стихотворение на уровень обобщений: каждый должен помнить, что его ждут дома, и в любом случае память о нем будет жить.

Не обошел Твардовский мотивы дома и дороги и в военной прозе, в записках «Родина и чужбина». Открывая для себя жанр дорожного дневника, идея которого потом разовьется в поэме «За далью - даль», поэт говорит о необходимости выразить многослойность впечатлений.

Поэма «Василий Теркин», вобравшая в себя все мотивы поэзии Твардовского периода войны, включает и мотивы дома и дороги. И хотя у самого главного героя нет семьи, исподволь, на протяжении всей поэмы звучит и тоска по дому, необходимость дома как основы жизни: «Я покинул дом когда-то, // Позвала дорога вдаль. // Не мала была утрата, // Но светла была печаль» . В.М. Акаткин в своей новой книге «Александр Твардовский и время. Служение и противостояние» утверждает: «Все происходящее в поэме - это сражение народа за право на жизнь, на дом и личное самостоянье, за высокую честь называться великим народом, за свое место под солнцем, за свободу в обстоятельствах гибельной несвободы» .

В послевоенном творчестве Твардовского мотивы дома и дороги продолжают развиваться. Акцент вновь перемещается с дома на дорогу. Теперь дорога поэта - жизнь, дом - родина, включающая в себя и Смоленщину, и Москву, и саму дорогу. «По всему Советскому Союзу, // Только б та задача по плечу, // Я мою уживчивую Музу // Прописать на жительство хочу» . Сам поэт всегда в дороге, и Москва, его новый дом - «мать приемная» - с ним в пути. «Где мы, там и Москва», - говорят молодожены из поэмы «За далью - даль».

Образ дороги все чаще приобретает символическое значение жизненного пути. Дорога поэта - не проторенная дорожка, а «нехоженый путь», она всегда на подъем, «за бегущим днем, как за огневым валом». Поэт не может быть «от многолюдных дорог в стороне», но для него важна и тропинка, где он отставляет «сегодняшний след». Не случайно в его «Рабочих тетрадях» в 1955 году появляется среди других цитата из А. Блока: «Первым и главным признаком того, что данный писатель не есть величина случайная и временная, - является чувство пути» . Дорога в поэме «За далью - даль» - и конкретная транссибирская магистраль, и символическая дорога во времени: «Я еду. Малый дом со мною, // Что каждый в путь с собой берет» . Дом в поэме из «малого» превращается в тот общий дом, который «люди строят на века».

Мотивы дома и дороги неразделимы в творчестве Твардовского, они, в понимании поэта, олицетворяют саму жизнь. И он только мечтает о том, чтобы слово могло сравниться с дорогой: «А где мое слово, что было бы подлинным, // Тем самым, которое временем спросится?..» , с дорогой строи-

тельства новой жизни: «Но только бы даль в нем была богатырская, // Как русское это раздолье сибирское; // Как эта моя, осененная кранами, // Дорога дорог меж двумя океанами» . Мотивы дома и дороги, таким образом, проходят через все творчество Твардовского, обогащаясь множеством значений. Их развитие определяет становление поэтической системы Твардовского в русле развития лирического начала от поэтических зарисовок до философских размышлений.

ЛИТЕРАТУРА

Твардовский А.Т. Собр. соч.: в 6-ти тт. - М.: Худож. лит., 1976-1983.

Твардовский А.Т. Рабочие тетради // Знамя. - 1989. - № 7.

Македонов А.В. Творческий путь Твардовского. Дома и дороги. - М.: Худож. лит., 1981.

Твардовский А.Т. Рабочие тетради // Знамя. - 2002. - № 5.

Твардовский А.Т. Рабочие тетради // Знамя. - 2003. - № 10.

Акаткин В.М. Дорога и память. О Твардовском. - Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1989.

Акаткин В.М. Александр Твардовский и время. Служение и противостояние: Статьи. - Воронеж: Изд-во ВГУ, 2006.

HOME AND ROAD AS SYMBOLS OF LIFE IN A.T. TVARDOVSKY’S INTERPRETATION OF WORLD

Russian Language Department of Medical Faculty Peoples’ Friendship University of Russia

6, Miklukho-Maklaya str., Moscow, Russia, 117198

This research is devoted to the analysis of such motives as home and road in the Tvardovsky’s works and to the role they play in understanding of life - one of the most important philosophical concepts.

Первые стихи Твардовского появились в печати в 1925 г. Но все, что написано поэтом до 1929 г., сам он считал беспомощным и не включал позже в собрание сочинений.

В первых сборниках «Дорога», «Загорье», «Сельская хроника» Твардовский пишет о новой деревне, о людях села. Он обраща-ется к теме крестьянского труда, передает его поэзию. В стихах 1930-х годов Твардовский создает обобщенный образ человека из народа, воплощающего в себе духовную красоту, высокую мораль (цикл стихов о Даниле, «Ивушка», «Не стареет твоя кра-сота…»).

Уже в сборниках 1930-х годов проявляется своеобразная по-этическая манера Твардовского. Основу его поэзии составляют традиции народно-поэтического творчества: установка на раз-говорный язык, не осложненный метафорами и поэтическими фигурами; использование меткого народного слова, пословиц, поговорок, введение в стих устойчивых поэтических оборотов фольклора. Из народной поэзии вошли в творчество Твардов-ского некоторые постоянные мотивы, например мотив дороги, Дома, испытания героя на пути к счастью или к цели. Можно говорить и о более глубоком влиянии народно-поэтического твор-чества на поэзию Твардовского. Это сказывается в тех мировоз-зренческих принципах, которые положены в основу образа ге-роя и определяют его характер: традиционные крестьянские ценности, народная мораль, народное отношение к труду. Та-кие качества и определили подлинную народность поэзии Твар-довского.

В поэзии 1930-х годов развиваются такие черты, как повествовательность, событийность, которые позже приведут Твар-довского к жанру баллады («Отец и сын», «Баллада о товари-ще», «Баллада об отречении»). В годы Великой Отечественной войны в поэзии Твардовского сливаются публицистический на-кал, лирическая эмоциональность, эпический взгляд на собы-тия. Стихи военной поры объединены в сборники «Возмездие» и «Фронтовая хроника». Военная поэзия Твардовского тематически не отличалась от творчества других поэтов. Основные темы — непокоренная Родина («Партизанам Смоленщины»), высокое мужество и патриотизм советского солдата («Когда пройдешь путем колонн…», «Граница», «Новогоднее слово»), священная месть («Возмездие»).

Тема войны, памяти о погибших за свободу Родины остается одной из главных в творчестве Твардовского и в послевоенный период («Я убит подо Ржевом…»).

И у мертвых, безгласных Есть отрада одна: Мы за родину пали, Но она — спасена…

Послевоенные стихи Твардовского наполняются философским осмыслением времени. Поэт говорит о смысле жизни и творче-ства («Нет, жизнь меня не обделила…», «Признание»), о чести человека, о связи человека с природой («Разговор с Падуном», «Снега потемнеют синие…»).

К концу 1960-х годов Твардовский многое понял и переос-мыслил:

…вольно или невольно Было, вышло не то, не так.

Историю советской страны он воспринимает как суровый опыт, который должны учесть будущие поколения. Он судит себя и своих сверстников с высоких нравственных позиций, понима-ет, что долг поэта говорить правду, «как бы ни была горька». Твардовский считает необходимым, чтобы каждый человек сде-лал все, чтобы исправить ошибки в жизни. В стихотворении «Час мой утренний, час контрольный…» поэт уверен, что можно еще повернуть историю:

Но еще не бездействен ропот Огорченной твоей души. Приобщая к опыту опыт, Час мой, дело свое верши.

Введение в Чехословакию в 1968 г. советских танков болью ото-звалось в лирике Твардовского. Он воспринял этот акт как наступ-ление на свободу, как крушение всех надежд («В чем хочешь чело-вечество вини…», «Маркс, Энгельс, Ленин, знать бы вам…»).

Твардовский ощущает свою трагическую вину за то, что про-исходит в нашей стране. Он лирически анализирует собствен-ную биографию, а через нее — биографию всего поколения, поднимается до философского осмысления «жестокой судьбы»:

Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они — кто старше, кто моложе — Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, — Речь не о том, но все же, все же, все же…

Чувство сопричастности общей судьбе было неотъемлемой частью мышления поэта в его поздней лирике. Его стихи — это разговор с самим собой, наедине. Материал с сайта

Обобщающие темы позднего творчества — я и мир, я и путь жизни, я и смерть, я и народ. Это опыт познания через самопо-знание. В лирическом цикле «Памяти матери» поэт в воспомина-ниях путешествует с матерью по дорогам ее жизни и всего наро-да. Мотив связи времен организует весь цикл и сливается с мо-тивом Дома, истоков. Память присуща не только человеку, но и природе. В стихотворениях «Как неприютно этим соснам в пар-ке…», «Газон с утра из-под машинки…», «Береза» память при-роды — это метафора связи всего в мироздании, выражение един-ства. Поэт обостренно чувствует конец личного бытия отдельно-го человека, отмеренность срока жизни. Но общность всего в мире, текучесть времени позволяют преодолеть эту конечность, обрести продолжение в потомках, в шелесте деревьев, в метель-ной круговерти. Трагизм неизбежного конца просветляется соз-нанием ненапрасности жизни («Прощаемся мы с матерями…», «Время, скорое на расправу»).

От констатации фактов социалистического строительства через постижение души народной на войне Твардовский при-шел к философскому пониманию жизни и судьбы человека и страны.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• лирика твардовского о времени и о себе реферат
• сочинение тема природы в творчестве твардовского
• народность поэзии твардовского
• поэтические метафоры в поэзии твардовского
• анализ стихотворения твардовского снега потемнеют синие