Звание Героя России старшему лейтенанту Виктору Вдовкину было присвоено в первую чеченскую кампанию. Будучи начальником штаба батальона морской пехоты Северного флота, он возглавил штурмовую группу при взятии здания Совета министров в Грозном. Четыре дня находясь в окружении, без воды и пищи, помогая раненым, его группа держала оборону.«Нападения ожидали за каждым поворотом» Седьмого января 1995 года 61-ю бригаду морской пехоты Северного флота подняли по тревоге.– Мы должны были выдвигаться эшелонами по железной дороге, предварительно всю технику укрепили на платформах, – вспоминает полковник в отставке Виктор Вдовкин. – Потом экстренно, на Рождество, дали команду, батальон построился, маршем выдвинулся на аэродром Корзуново. На вертушках и Ан-12 нас перебросили сначала в Оленегорск, а оттуда на Ил-76 в Моздок. Уже на месте получили технику, боеприпасы, связь. Колонной, через перевал, выдвинулись в Грозный.У нас была хорошая укомплектованность, было много ребят-контрактников. Еще осенью стало понятно, что без нас в Чечне не обойдется. Те дембеля, что должны были отправиться домой, построились, сказали мне: «Мы остаемся». Они не могли допустить, чтобы молодые пацаны без должного опыта шагнули под пули. Несколько человек нам пришлось убрать, они якобы не прошли вторую медкомиссию, хотя были здоровы. Кто-то из них был родом из тех мест, кто-то – единственным сыном в семье. С каждым беседовали индивидуально, кто хоть сколько-нибудь сомневался, с собой не брали. Прибыли на место. Бои за Грозный были в самом разгаре. Канонада не прекращалась ни днем ни ночью. Морпехи практически сразу оказались в самом пекле.Командиру северной группировки федеральных войск передали, что здание Совета министров якобы уже взято. На самом деле это была деза, получилось, как в детской игре с испорченным телефоном. Первыми там оказались десантники 98-й дивизии ВДВ. При штурме их изрядно потрепало, у них были большие потери. Десантуре удалось закрепиться лишь у передней стенки здания. Последовал приказ ввести туда морпехов. К Совмину пошла вторая рота, которой командовал капитан Виктор Шуляк. С ней ушел заместитель командира батальона Андрей Гущин. Дудаевцы цеплялись за здание Совмина изо всех сил. Все стены были изрешечены пулями, многие пролеты снесены, оконные проемы забиты досками. Разбившись на группы, короткими перебежками рота Шуляка в тишине без потерь проникла в здание.Духи растерялись, увидев морпехов. Началась резня, рукопашный бой. Витю Шуляка тяжело ранило. Пришлось срочно посылать разведчиков, чтобы они ночью вытащили ротного оттуда. Шуляка притащил на себе боец из охраны штаба. Командир второй роты, прежде чем потерять сознание, успел доложить обстановку и, скрипя зубами, набросать схему, где что и кто находится. Связи с группой Гущина не было. Надо было ее восстанавливать, но начальник связи лейтенант Игорь Лукьянов и матрос-связист Рашид Галлиев попали под обстрел. Их накрыло одной миной. Матрос погиб на месте. А лейтенант с оторванными ногами, в шоке, все пытался встать, чтобы дойти до штаба... Позже он умер в госпитале от потери крови. Виктор Вдовкин сам решил возглавить штурмовую группу.Лезть туда начальнику штаба вроде не по рангу. Но по-другому было нельзя. Офицеров выбивало, у нас в бригаде была оперативная группа, командиры занимали места ротных, взводных. Например, обязанности начальника связи стал исполнять мой друг Саша Лазовский. Я пошел к Совмину, потому что нужно было вытаскивать оттуда ребят. Пошел – это образно сказано. На самом деле пополз с группой под прикрытием ночи, пока не рассвело. Пересекли простреливаемую боевиками площадь перед Совмином. Здание горело, всюду были кровь, грязь, дым, пробоины в стенах, завалы из кирпичей… Добрались до своих, наладили связь. Выяснилось, что рота расчленена на отдельные группы, Гущин контужен.В штаб Виктор Вдовкин уже не вернулся. После нескольких попыток штурма боевики отрезали их группу от основных сил. Четыре дня в окружении они держали оборону.– Тела погибших десантников нужно было куда-то складывать, было много раненых, которых требовалось лечить. Вытащить их было нельзя, площадь простреливалась, – говорит он.Разместили раненых бойцов в подвале. Было холодно, помещение нужно было как-то обогревать. Там располагался банк, а в нем оказалось много фальшивых денег и старых, изъятых из оборота купюр. Мы жгли их, чтобы согреть раненых. Воды не хватало, она едва просачивалась по трубам, топили снег, набирали даже из канализации. Подставляли каски, процеживали через фильтры от противогазов. Воду давали только раненым.Саша Лозовский, который заменил меня в штабе, прополз простреливаемую площадь, принес заряженные аккумуляторы к радиостанции. В вещмешок он собрал все, что в спешном порядке удалось найти на камбузе: печенье и халву. Пока полз, все это перемешалось, слиплось. Но это была хоть какая-то еда, и мы ее отдали раненым. Оставив мне все боеприпасы, Саша Лозовский уполз назад с одним рожком.
Боевики несколько раз пытались выбить морпехов из здания. Действовать пришлось в ближнем бою. Стреляли в упор, в ход пошел нож… Всюду были слышны крики на русском, чеченском, арабском языках.– При зачистке здания ожидали нападения за каждым поворотом, – рассказывает Виктор. – Спасибо навыкам рукопашного боя. В дыму и грохоте действовали чисто на рефлексах, там некогда было думать и оценивать обстановку. Мы были, по сути, машинами, краем сознания отмечая, что нужно сделать выпад, пригнуться, отползти.Боевиков в здании Совмина было много. Здесь располагался учебный центр дудаевцев. Морпехам противостояли чеченские боевики, афганские моджахеды, арабские наемники. Местные боевики хорошо знали подземные коммуникации, случалось, появлялись даже из канализационных люков.– Дудаевцы – воины, их уважать надо, но они привыкли действовать только стадом, хорохорясь друг перед другом. А когда такой один, он слабее русского воина. Наши ребята покрепче духом, – говорит Виктор.
«Реальность была страшнее, чем самые жуткие фильмы» Детство Виктора прошло в Южном Казахстане. Родители рано развелись, они были геологами и постоянно мотались по командировкам. Мальчика вырастили дедушка и бабушка. До сих пор он вспоминает своего деда Сан Саныча и его огромные, с кувалду, кулаки. Оказавшись в школьные годы на Каспии, Витя заболел морем. Окончательно решил стать моряком, когда едва не утонул.Из «сухопутного» села Георгиевка Чимкентской области подался к гранитным набережным Балтики. В именитое Ленинградское арктическое училище не попал, выяснилось, что не собраны все необходимые документы. Форму курсанта надел в мореходном профессионально-техническом училище, которое располагалось в Петрокрепости, бывшем Шлиссельбурге, в Ленинградской области. Плавательную практику проходил на плавучей базе «Александр Обухов».Училище окончил с отличием. Многие курсанты проходили срочную службу в армии на вспомогательном флоте, а Виктор Вдовкин с другом попросились на Военно-морской флот. В Северодвинске Виктор прошел отбор на подводную лодку, должен был служить радистом. Но тут на сборном пункте появились разведчики. Просматривая дела призывников, отобрали тех, кто имел разряды по силовым видам спорта. Среди них оказался и кандидат в мастера спорта по боксу Виктор Вдовкин.
В 1980 году эшелоном он был отправлен в Киев на Рыбальский остров, где на берегу Днепра находилась школа техников ВМФ при 316-м учебном отряде ОСНАЗ. В засекреченной учебке готовили «разведчиков-слухачей», пеленгаторщиков, а также морских диверсантов – боевых пловцов.– После двух лет обучения нам присвоили воинския звания мичманов, вручили погоны, кортик и раскидали по отрядам особого назначения ВМФ, – вспоминает Виктор. – Я попал в Прибалтику, в Таллин, но наше подразделение подчинялось Северному флоту. В отряде были одни офицеры и мичманы, все – суперпрофессионалы. Начались оперативные дежурства и боевая работа на кораблях. Разведчики выходили на связь с самолетами, подводными лодками, надводными кораблями, следили за противником, собирали необходимые материалы.Прослужив в отряде особого назначения ВМФ в Таллине пять лет, Виктор решил из морской разведки уйти на передовую, в морскую пехоту.– За плечами уже был большой опыт оперативной работы, мне хотелось оказаться в более боевой обстановке, – признается он.В 1987-м он попал за полярный круг в 61-ю отдельную бригаду морской пехоты Северного флота, которая базировалась в поселке Спутник недалеко от города Заполярный. Это было настоящее братство морпехов, которых называли и «черной тучей», и «полосатыми дьяволами». Здесь мало обращали внимания на звания, на первый план выходили человеческие качества, главное было – какой ты в деле и как действуешь в бою.Служба в бригаде была не для слабаков. Морозы в Заполярье достигали 56 градусов, и даже летом мог выпасть снег. Виктор Вдовкин был назначен командиром взвода десантно-штурмового батальона. Учения проходили при любой погоде. На боеприпасах и топливе не экономили.– Недаром морпехов со Спутника называют «белыми медведями». Силуэт зверя изображен у нас и на шевроне на рукаве, и на полковой бронетехнике. Когда были на боевой службе в Анголе, на броне красовался белый медведь, который обнимает пальму, – вспоминает Виктор.Продолжая служить в 61-й отдельной бригаде, Виктор заочно окончил Ленинградское высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени Попова. Был назначен сначала заместителем, а потом и начальником штаба батальона. Во время августовского путча в 1991 году бригада была приведена в боевую готовность.– Мы сидели, дежурили на аэродроме Корзуново. Но был дан отбой, – рассказывает Виктор Вдовкин.Обстановка в стране накалялась. По телевизору все чаще передавали слова «Чечня» и «незаконные вооруженные формирования». Дыхание войны ощущалось все ближе. А потом стало известно о гибели 131-й майкопской мотострелковой бригады. В новогоднюю ночь, 31 декабря 1994 года, перед сводным отрядом бригады была поставлена задача войти в Грозный и захватить железнодорожный вокзал.
Это была ловушка. Когда бойцы заняли пустующее здание вокзала, соединившись с подразделениями 81-го мотострелкового полка, на них обрушился шквал огня. Против бригады были брошены крупные силы боевиков. В полном окружении мотострелки сутки удерживали вокзал. В управлении царила неразбериха. У танкового батальона, который шел на помощь, были сожжены почти все машины.Когда боеприпасы были на исходе, не получив поддержки ни артиллерией, ни войсками, ни боеприпасами, комбриг полковник Савин решился на прорыв. В ходе боя бригада потеряла 157 человек, погибли почти все офицеры управления, в том числе и сам комбриг. Из 26 танков, которые были безграмотно загнаны без прикрытия в тесноту улиц, 20 были сожжены. Из 120 боевых машин пехоты из города удалось эвакуировать только 18. Были уничтожены все шесть зенитных комплексов «Тунгуска».Александр Невзоров снял о штурме Грозного фильм «Чистилище». Его упрекали, что фильм изобилует жестокими сценами насилия.– Мы с Невзоровым столкнулись в Моздоке, когда выгружались. Персонаж фильма с позывным Кобра – реальный человек, я с ним работал в эфире (позже станет известно, что это майор ГРУ Алексей Ефентьев – авт .) Я Вам скажу, что действительность была еще страшнее, чем показано в фильме, – вспоминает Виктор.
«Четыре раза приходили в Георгиевский зал на награждение» У Виктора Вдовкина было свое чистилище. Боевики в здании Совмина ждали, что морпехи будут обороняться, а они внезапным броском пошли в атаку. Вдовкин лично уничтожил три огневые точки, навсегда заставил замолчать двух огнеметчиков и двух снайперов, убил 14 боевиков, троих из них – в рукопашном бою.Во время разведки позиций боевиков Виктор был тяжело ранен и контужен. По ним на площади перед Совмином бил снайпер, который засел в рядом стоящем кинотеатре. Заметив два наших танка, которые выкатывали на площадь, Виктор Вдовкин по рации передал «броне» координаты снайпера. Точка была уничтожена. Но по танкам был открыт ответный огонь. Взорвавшаяся рядом с разведчиком граната обдала его горячим воздухом, оглушила. Вторым мощным взрывом Виктора отбросило к стене. Был поврежден позвоночник, нога посечена осколками.Его вынесли с площади разведчики. Сознание постоянно «уплывало». В штабе, находясь в шоковом состоянии, он не давал вытащить из рук автомат. Пришлось комбригу полковнику Борису Сокушеву лично уговаривать Витю…– Как выносили и везли на машине в госпиталь сначала в Грозный, а потом в Моздок, я уже не помню, был в отключке, – рассказывает Виктор. – Благодаря заместителю командира батальона Андрею Гущину я попал в военный госпиталь в Санкт-Петербурге, у нас потом с ним койки стояли рядышком. Он в Грозном тоже был тяжело ранен, когда нас грузили, сказал: «Это мой начальник штаба, его со мной».Пришел в себя я уже в Питере. Признаюсь, я всю жизнь мечтал поболеть. Полежать в больничной коечке, отоспаться, почитать, чтобы рядом – медсестры в белоснежных халатах… Очнулся в госпитале, из-за тяжелой контузии были нарушены и речь, и слух. Чтобы перевести взгляд с одного предмета на другой, требовалось несколько минут. Увидел белый потолок, силуэт медсестры, подумал: «Сбылась мечта идиота, живой, теперь отосплюсь».В забытьи он говорил с женой Женей. Она снова была девочкой, что сидела с ним в школе за одной партой и танцевала в одном ансамбле. Когда Витя поступил в училище в Петрокрепости, она поехала следом, стала студенткой Педагогического института в Ленинграде. В ЗАГС они пошли перед самым выпуском. Первая дочка родилась в 1985 году в Таллине, вторая – спустя три года в Заполярье.Месяц Виктор Вдовкин провел в госпитале, потом прошел четыре реабилитационных центра. В родную бригаду вернулся, опираясь на палочку. И коротко, как по гвоздю ударил, объявил: «Хочу уволиться».– Мы были злые, сказалась потеря сослуживцев. Операция была организована бездарно, отсутствовало элементарное взаимодействие между различными подразделениями, – говорит Виктор Вдовкин. – Когда пошли потери, мы сами засылали связистов, разведчиков к тем, кто был у нас справа и слева. Я считаю, если уж ввели войска, не надо было давать команду «стоп». Это самое страшное, когда ты идешь, работаешь, уже есть потери, и тут объявляют о прекращении огня, начинаются переговоры. А боевики, выиграв время, бросили белый флаг, перегруппировались и опять пошли в наступление.На вопрос, как руководство отреагировало на его намерение подать рапорт на увольнение, Виктор Вдовкин отвечает: «Мне сказали, что мы тебя столько лет воспитывали, поезжай-ка ты в Москву, поучись три годика, подлечись». Виктор признается: думал, что из-за поврежденного позвоночника окажется в инвалидной коляске. Официальная медицина помочь ему была не в состоянии. Тогда сослуживцы нашли уникального мануального терапевта, который и поставил морпеха на ноги.Указ о присвоении старшему лейтенанту Виктору Вдовкину звания Героя РФ был подписан президентом еще 3 мая 1995 года.– Но награждение все откладывалось, президент Борис Ельцин все никак не мог выкроить для этого время, – с горечью говорит морпех. – Я уже учился в Военном университете. Четыре раза мы приходили в Георгиевский зал, ждали и уходили. Нас к тому времени накопилось уже 14 человек, были среди нас и неходячие ребята. Видя все это, министр обороны Павел Грачев добился того, чтобы полномочия вручения высших наград передали ему. Золотые Звезды Героев нам вручали в Минобороны после совещания, на которое собрались все главкомы.Тяжелое ранение не позволило Виктору Вдовкину стать строевым командиром. После окончания Военного университета он был сначала заместителем, а потом и начальником юридической службы Главного штаба Военно-морского флота. Позже вместе с главкомом Виктор ушел работать в Минтранс, трудился в Российских железных дорогах, в Росимуществе. Принимал активное участие в разработке программы по обеспечению жильем военнослужащих. Ныне Виктор Вдовкин является заместителем председателя Клуба героев. Воспитывает трех внуков.События 1995 года в Чечне его не отпускают до сих пор. Виктору часто снится штурм Грозного. Бывают счастливые дни, когда ребята-сослуживцы остаются живы. Но это только во сне…
*** На въезде в поселок Спутник, где дислоцируется 61-й отдельный полк морской пехоты Северного флота, стоит памятник «черным беретам», погибшим в Чечне. На граните выбито около 100 фамилий.

Место событий

Думаю, не ошибусь, если отнесу полковника Кондратенко (с ним мы знакомы не первый год) к тому типу русского офицера-интеллигента, который известен нам по Лермонтову и Толстому, Арсеньеву и Гумилёву. С января по май 1995 года Кондратенко со 165-м полком морской пехоты ТОФ находился в Чечне и вел там дневник, фиксируя по дням, а иногда по минутам происходившее вокруг. Надеюсь, когда-нибудь эти записки будут изданы, хотя сам Сергей Константинович считает, что еще не обо всем пришло время говорить вслух.

К 20-летию с начала войны в Чечне Сергей Кондратенко и мой коллега, главный редактор «Новой во Владивостоке» Андрей Островский выпустили уже четвертое издание Книги памяти Приморского края, где названы все погибшие на Северном Кавказе за эти годы приморцы (и призванные из Приморья). В каждое переиздание вписывали новые имена, всякий раз надеясь, что эти дополнения - последние.

Беседу, поводом для которой стал этот непраздничный юбилей, предварю краткой справкой. Сергей Кондратенко родился в 1950 году в Хабаровске, окончил ДВОКУ в Благовещенске. С 1972 по 2001 год служил в дивизии (ныне - бригада) морской пехоты ТОФ, уволившись в запас с должности замкомандира дивизии. Позже руководил краевой поисково-спасательной службой, возглавлял организацию ветеранов локальных войн «Контингент», ныне - председатель совета ветеранов Владивостока. Награжден орденами Мужества и «За военные заслуги».

Тихоокеанцы на Кавказе: «Всё узнавали на месте»

Сергей Константинович, вы всю свою жизнь учились и учили других воевать, причем с внешним врагом. Помните, рассказывали мне, как курсантом ДВОКУ в марте 1969 года, во время боев на Даманском, вы в Благовещенске занимали позиции на набережной Амура… Тогда обошлось. И в Афганистан морскую пехоту не отправляли. Вам пришлось воевать только четверть века спустя - уже зрелым человеком, полковником. Причем война вспыхнула на территории нашей же страны…

Да, у нас в морской пехоте многие писали рапорта, просили отправить их в Афганистан, однако нам было сказано: у вас - своя боевая задача. Но, кстати, тогда в Персидском заливе на кораблях постоянно находились наши десантные группы…

Июнь 1995 года. Сергей Кондратенко после возвращения из Чечни

Когда мы прибыли в Чечню, увидели разрушенный Грозный, поговорили с мирными жителями, мы поняли, что там действительно был геноцид русского населения. Об этом говорили не только русские, но и сами чеченцы, особенно старики, да мы и сами все это видели. Правда, некоторые говорили, что не надо было нам вмешиваться, - сами бы, мол, разобрались. Не знаю… Другое дело, что решение о вводе войск было скоропалительным, это 100-процентно.

Будучи замкомандира дивизии, я был назначен начальником оперативной группы дивизии. Эта группа создается для удобства управления, когда полк действует на удалении от дивизии. Самим полком занимался его командир, а я первым «выскочил» в тыловой район, в Грозный, договорился с морпехами-балтийцами о передаче нам палаточного лагеря… В ходе боевых действий обеспечивал взаимодействие «полк - группировка». Потом взял на себя обмен пленными, сбор оружия у населения. Ездил по подразделениям. Если какое-то ЧП, стычка, гибель, всегда выскакивал, на месте разбирался. 18 февраля получил баротравму - в тот день в бою погибло четыре наших товарища… В общем, без дела не сидел.

- Когда узнали, что предстоит лететь на Кавказ?

Боевые действия в Чечне начались 11 декабря 1994 года, а 22 декабря я вышел из отпуска и узнал, что пришла директива: доукомплектовать 165-й полк до штатов военного времени и провести боевое слаживание - есть такое выражение у нас, компьютер подчеркивает это слово. Ясно было, что готовят для Чечни, но я тогда думал: на всякий случай, резерв не первого эшелона… Нам начали придавать людей с кораблей и частей флота. Из них отсеивали процентов 50, если не больше. Во-первых, это старая армейская традиция: отдают всегда самых «лучших». Во-вторых, не брали ни одного, кто сказал: «Я не пойду». Или если проблемы со здоровьем.

Мы успели на полигонах «Бамбурово» и «Клерк» провести почти все, что положено: стрельбы, вождение… 10 января, когда стало ясно, что новогодний штурм Грозного не удался, нам дали команду - в Чечню.

- Стрельбы, вождение - понятно, а была ли подготовка другого плана? Скажем так, культурологическая?

Вот этого как раз не было, и это огромное упущение. Все приходилось узнавать на месте. Я любил историю, но все равно многого не знал, когда пошел на первые переговоры с чеченцами. На встрече с жителями Белгатоя выходит старик - и ко мне обниматься. Я в первый момент растерялся. А потом так было постоянно - обнимался с человеком, который через полчаса меня может убить. Там так принято - старший обнимается со старшим.

- К чему «черные береты» оказались не готовы?

Ты знаешь, общее впечатление такое: нас учили одному, а там все было другое. Многого мы не ожидали, начиная с грязюки и бардака и заканчивая применением подразделений. Учились на ходу.

- Среди вас были участники боевых действий?

Командир 165-го полка полковник Александр Фёдоров в Афганистане командовал мотострелковым батальоном и применял этот свой боевой опыт. Вообще у нас процент потерь был самым низким. В том числе потому, что мы доукомплектовывались в основном за счет своих. Я знал всех офицеров полка от командиров рот и выше, многих взводных. Мало кто из офицеров был со стороны. Нам давали людей с кораблей и частей флота, но основой все равно были морпехи.

В целом морская пехота была нормально подготовлена. Примерно треть погибших у нас - небоевые потери, но в том же 245-м полку (245-й гвардейский мотострелковый полк Московского военного округа, пополнявшийся дальневосточниками. - Ред.) небоевые потери составляли больше половины. «Дружеский огонь» был и будет на всех войнах, но многое зависит от организации. В той же Книге памяти мы не всегда писали, как именно погиб человек. Не скажешь же его родителям, что он, допустим, наркотики принимал… А там все пороки гражданки вылезают наружу. Вообще на войне порог законности понижается. Человек идет с автоматом, палец на спусковом крючке, не выстрелит первым - выстрелят по нему…

- На морпехов возлагали какие-то особые задачи?

Нет, использовали как обычную пехоту. Правда, когда мы «форсировали» Сунжу, там участвовал наш ПТС - плавающий транспортер. Мы шутили: морская пехота применяется по своему боевому предназначению!

Первый бой: «В тот день мог погибнуть трижды»

- Вы тогда могли себе представить, на сколько все это затянется, во что выльется?

19 января, когда взяли дворец Дудаева, Ельцин заявил, что военный этап восстановления действия Конституции России в Чечне завершен. Как раз к этому числу наш полк сосредоточился в тыловом районе недалеко от Грозного. Прочитав газету «Красная Звезда» от 21 января, в которой было опубликовано это заявление президента, я подумал: елки-палки, какого же хрена нас тащили с Дальнего Востока?.. А в ночь с 21 на 22 января второй батальон 165-го полка был введен в бой, и уже
22 января погиб старший лейтенант Максим Русаков.

- Первая потеря морской пехоты ТОФ…

Когда началась эта заруба (батальон вел бой, был ранен матрос), я сразу «выскочил» на место. Не только из-за раненого: у наших пропала связь, взаимодействие пропало, началась паника - все это называется первый бой… Взял с собой инженера, медика, связиста, запасные аккумуляторы для радиостанции, боеприпасов. Поехали на карбидный завод, где находились подразделения второго батальона. Это улица Хабаровская - моя «родная» улица. И я там чуть не влетел - в этот первый выезд я мог погибнуть трижды. Нам дали карту-десятивёрстку, а мы по таким картам не работали, и я не смог «врубиться» в нее. Шли на двух БТРах по Хабаровской, выскочили к мосту через Сунжу, а моста не видно - его взорвали, и он прогнулся, просел. Перед мостом духи поставили блоки. Я смотрю через триплекс - ничего не понятно, фигуры черные мечутся с оружием, явно не наши матросы… Мы остановились и простояли там минуту или две. Если бы у них был гранатомет - пиши пропало. Оглядываюсь - слева какое-то предприятие, на трубе - серп и молот. А мне в штабе группировки говорили: труба с серпом и молотом - это «карбид». Смотрю - ворота открываются, фигура в камуфляже машет. Мы туда заскочили. Второй момент: когда заезжали во двор, я проехал по проволоке от МОН-200 - мины направленного действия. Но она не взорвалась - наши устанавливали мину в первый раз, натяжение было слабое. А когда мы проезжали там, я уже люк открыл, высунулся. Рубануло бы капитально - броню бы не пробило, но колеса бы повредило и голову снесло… И третье. Мы заехали во двор карбидного завода, забрали раненого, а другого выезда нет. Я понял, что духи нас загнали в мышеловку и просто так не выпустят. Тогда я отогнал БТРы в дальний угол двора, чтобы максимально их разогнать, стволы КПВТ повернул влево и приказал стрелять из левых бойниц. Я выскочил, по нам выстрелить из гранатомета не успели. За нами вышел сразу второй БТР. По нему выстрелили, но из-за большой скорости граната прошла мимо. В это время Русаков выглянул из-за ворот, и граната попала в него… Мы узнали о его гибели уже после прибытия на командный пункт полка. Когда стемнело, я снова поехал на позиции второго батальона. Вынести тело Максима нам удалось только ночью - боевики держали ворота завода под прицелом.

Разрушенный Грозный

Я тем вечером рюмочку выпил, вспомнил, что мой покровитель - Сергий Радонежский. Решил, что выбрал свой лимит: три раза мимо пролетело, значит, уже не убьет. Но выводы сделал. И потом в таких случаях всегда анализировал и прогнозировал.

- Кстати, «духи» - это же афганское словечко?

Да, с Афгана, но у нас его использовали. «Бандиты» - никто не говорил. А «чехи» - это потом уже пошло.

- Как был налажен быт? Каким был настрой? Болели?

Сначала было тяжело - и размещение, и питание, и обогрев. Потом люди приспособились. Сперва и вшивость была, а потом в каждом подразделении наладили бани: в палатках, землянках, вагончиках… Моральное состояние - поначалу было очень тяжело, даже удивляюсь, как матросы это выдержали. Мне все-таки 44 года уже было, служебный опыт был, подготовка физическая, но тоже было трудно. А матросам… Во время боя все страшно матерились - просто разговаривали матом в этот стрессовый период. Потом уже притерлись.

Первое время много болели простудными заболеваниями. Грязюка ужасная, холод, а нам еще прислали резиновые сапоги… Мы потом их повыбрасывали. Второе - кожные заболевания. Но потом опять же притерлись. Я сначала сам заболел, сутки отлеживался, а потом, сколько ни мотался - ноги мокрые, холод, - ничего, даже соплей не было.

- Местные жители на ваших бойцов жаловались?

Было такое, мне приходилось все это улаживать. Был случай - после гибели старшего лейтенанта Скоморохова ребята вечером приняли по пять капель, а чеченцы нарушили комендантский час: передвижение после 18 часов запрещалось, а тут на тракторе ехали мужик и парень молодой. Мужик убежал, а парень попал под горячую руку - наши ему надавали. На следующий день - буза. Я понимал, что и чеченцы нарушили, но все равно нельзя было их трогать… Поехал к старейшине - дядьке этого парня, попросил прощения. Предлагал собрать жителей, готов был публично извиниться, но мне сказали: не надо, ты попросил прощения - через час все село будет знать.

- Чем были вооружены боевики помимо стрелкового? Как у них было с тактической грамотностью?

Я лично один раз был под обстрелом 82-мм миномета - отличная машина! В другой раз попал под обстрел «Града» - сыпанули где-то полпакета, благо погибших не было. Там анекдот был - матрос-связист прятался от «Града» в палатке… Потом заставили всех окапываться.

Местность боевики знали хорошо. И потом, наши менялись, а те оставались на месте. Те, кто выживал, были очень хорошо подготовлены. У них была напористость, дерзость… Нам нельзя было так менять людей - приходят необстрелянные, не знающие обстановки… Был печальный опыт с вводом в бой 9-й роты, которая сначала осталась в Моздоке на КП группировки, выполняла комендантские функции. После этого мы взяли за правило: приходит на замену офицер - пусть сначала сидит, слушает, врастает в обстановку. Это я и по себе знаю - даже в карту с ходу не мог «врубиться». Или тот же триплекс - через него ничего не видно. Потом уже всегда - люк открыт, смотришь. Если очень тревожная обстановка - смотришь в щель между люком и броней. Когда я поехал на первый выезд - надел каску, бронежилет… В результате не мог подняться на БТР - матросы толкали, как средневекового рыцаря! Это где-то на блоке можно в бронежилете сидеть… 22 января я надевал бронежилет и каску в первый и последний раз и не жалею. Все приходит с опытом.

Война и мир: «Масхадов меня даже в гости приглашал»

- Февральским перемирием военные были недовольны…

Мы считали такое решение нецелесообразным. Инициатива была на стороне наших войск, да и Грозный к этому времени контролировался нами полностью. Мирная передышка была выгодна только боевикам.

В тот период я много встречался с местными жителями и боевиками. Занимался сбором оружия в селах Белгатой и Герменчук, проводил обмен пленными.

- Пришлось стать дипломатом… Позже вы обеспечивали переговоры Трошева с Масхадовым - как они проходили?

Переговоры Масхадова с командующим группировкой наших войск в Чечне генерал-майором Трошевым проходили 28 апреля в Новых Атагах, в доме местного жителя. Сначала мы с полевым командиром Исой Мадаевым обсуждали детали. Уже в день переговоров обеспечивали охранение. С той стороны присутствовали Аслан Масхадов и его помощник Иса Мадаев, вице-премьер дудаевского правительства Лом-Али (фамилию не запомнил), старший брат Шамиля Басаева - Ширвани Басаев. Нашу сторону представляли генерал Трошев, подполковник внутренних войск МВД, капитан ФСБ и я.

Переговоры в Новых Атагах. В центре - Иса Мадаев, Геннадий Трошев, Аслан Масхадов. Фото из архива С. К. Кондратенко

Трошев пришел в камуфляжной кепке, а Масхадов - в каракулевой шапке. Трошев спрашивает: «Аслан, ты почему еще не перешел на летнюю форму одежды?» Тот отвечает: «А я - как Махмуд Эсамбаев». В поведении Масхадова не было твердости, он выглядел неуверенным в себе - их тогда прижали… Трошев явно доминировал - шутил, вел себя напористо. Масхадов понимал, что он в проигрышной позиции, но его бы свои не поняли, если бы он принял наши условия. Поэтому главные цели переговоров не были достигнуты (они добивались, чтобы мы вывели войска, мы - чтобы они разоружились). Зато договорились о выдаче тел погибших, об обмене пленными. Масхадов меня даже в гости приглашал. Я сказал об этом генералу Бабичеву - командующему группировкой «Запад», а он говорит: «Да ты что, даже не думай». Хотя я уверен, что, если бы поехал туда с Исой Мадаевым, все было бы нормально.

Хасавюртский мир в своих записках вы называете позорным и равносильным капитуляции. А вторая война - без нее можно было обойтись?

Думаю, нельзя. Во-первых, мы оставили там наших пленных и погибших. Во-вторых, Чечня превратилась в настоящий рассадник бандитизма. Все эти бывшие «бригадные генералы» проводили налеты на окружающие территории. Дагестан в 1999 году стал последней каплей.

5 мая 1995 года, Кневичи, возвращение из Чечни. Слева - губернатор Приморья Евгений Наздратенко

Что касается первой войны, думаю, вполне можно было ее избежать. В той же Ингушетии тоже было на грани, но Руслану Аушеву (президент Ингушетии в 1993–2002 гг. - Ред.) присвоили звание генерал-лейтенанта и так далее. Можно было и с Дудаевым договориться.

Война сама по себе не начинается. И начинают ее не военные, а политики. Но если началась война, пусть войной занимаются профессионалы, военные, а не так, что повоевали, потом стоп - поцеловались, потом по новой начинать… Самое главное - гибель людей можно было предотвратить, не нужно было доводить до такого конфликта. Война в Чечне - результат развала Советского Союза. И то, что происходит сейчас на Украине, имеет те же самые корни.

Рассказывает Герой России полковник Андрей Юрьевич Гущин:

– Во время взятия Грозного я в звании капитана был назначен исполнять обязанности заместителя командира 876-го отдельного десантно-штурмового батальона 61-й отдельной Киркенесской Краснознаменной бригады морской пехоты Краснознаменного Северного флота. Батальоном командовал подполковник Юрий Викентьевич Семёнов.

Когда в декабре 1994 года только началась , разговоры о возможном участии в ней морских пехотинцев Северного флота пошли сразу. Но особого шока по этому поводу мы не испытывали. Ведь никто толком не знал, что же на самом деле происходит в Грозном.

О кровопролитных боях и многочисленных потерях по телевизору не рассказывали и в газетах не писали. Замалчивали. О масштабе задач, которые нам предстояло выполнять, мы представления не имели и добросовестно готовились к защите важных объектов и осуществлению паспортного контроля.

Но всё в один час изменилось, когда в первые дни января 1995 года мы узнали о гибели солдат и офицеров Майкопской мотострелковой бригады. Стало ясно: ситуация в Чечне вовсе не такая, какой виделась изначально.

А в Рождество 7 января в семнадцать часов в бригаде сыграли тревогу. И уже ночью того же дня десантно-штурмовой батальон находился на аэродроме дальней авиации в Оленегорске. Оттуда 7 и 9 января самолётами нас перебросили в Моздок.

Часа через три после посадки в Моздоке нам приказали выгружать из вертолётов раненых, эвакуированных из Грозного. Считаю, что это была ошибка. Парни в окровавленных бинтах кричат, стонут… И ещё давай нашим бойцам рассказывать: «Там настоящий ад! Куда вы идёте?!.» И если до этого у всех чувствовалась просто напряжённость, то тут уже в глазах бойцов появился настоящий страх. Потом пришла и злость. (Но это было позже, когда в бою мы начали терять своих.)

Нельзя забывать, что собственно морских пехотинцев в батальоне было всего человек двести из тысячи ста, остальные – моряки с подводных лодок, надводных кораблей, из береговых частей, подразделений охраны и обеспечения. А что видел моряк в подводной лодке или на корабле? Служба у него в тёплом помещении, в уюте… Автомат в руках такой матрос держал в лучшем случае только во время приведения к Военной присяге. А тут холод, грязь, кровь…

Но вот что удивительно: этот страх стал для них спасительным, мобилизуя и дисциплинируя людей. Теперь, когда офицеры объясняли матросам, как себя вести в боевых условиях, как передвигаться, как искать укрытие, повторять дважды не приходилось, всё понимали с полуслова.

1-я десантно-штурмовая рота батальона из Моздока на «вертушках» сразу ушла в Грозный, в аэропорт Северный. Остальные пошли колонной, всего около тридцати машин всего с одним бронетранспортером охраны. Остальная техника бронегруппы сразу вышла из строя.

Грязь на дороге была непролазная, и два наших «урала» с боеприпасами отстали. Комбриг, подполковник Борис Филагреевич Сокушев, мне говорит: «Гущин, садись на броню и езжай, ищи машины с боеприпасами». А уже темень наступает. Еду прямо через аэродром. Выстрелы!.. Останавливаюсь.

Какой-то генерал спрашивает: «Куда едешь?». Я: «Комбриг отправил машины искать». Он: «Назад! Через аэродром в темноте ездить нельзя». А темнеет уже капитально. Я рванул дальше, разворачиваться некогда. Доехал до первого танка охранения. Останавливаюсь, спрашиваю: «Две машины не видели? Тут буквально час назад колонна проходила». Танкисты: «Возвращайся обратно, темно уже. Здесь зона нашей ответственности заканчивается».

Я запомнил по светлому времени, откуда пришёл. Развернулся и пошёл обратно по старой колее. По дороге меня снова остановил генерал, вроде уже другой. Но я всё равно поехал поперёк аэродрома, объезжать вокруг было некогда. Как оказалось, на аэродроме ждали прилёта министра обороны, поэтому полоса должна была быть чистой.

В Грозном наш батальон придали 276-му мотострелковому полку Уральского военного округа. Командовал им полковник Сергей Бунин. Сначала нам поставили задачу расположиться в аэропорту Северный и занять оборону. Наши боевые подразделения были переброшены авиацией, а тылы отправили по железной дороге (они пришли через две недели!). Поэтому с собой у нас были только боеприпасы и сухой паек на двое-трое суток.

Пехота с нами делилась, чем могла. Но когда мы вскрыли контейнеры и достали рис и макароны, стало понятно, что на складах они хранились очень долго: внутри были червяки, правда уже засохшие. То есть продукты были настолько древними, что даже черви померли. И когда нам подали суп, все сразу вспомнили фильм «Броненосец Потёмкин». Так же, как в кино, в нашем супе плавали черви. Но голод – не тётка. Отгребаешь червей ложкой в сторону и ешь… Вышестоящее командование, пообещало, что скоро будет и сыр, и колбаса. Но я этого счастливого момента не дождался.

В ночь с 10 на 11 января наша 3-я десантно-штурмовая рота пошла брать Главпочтамт. Был бой, но наши ребята взяли его практически без потерь. Сказалась внезапность – боевики их не ждали!..

Сам я в тот момент ещё оставался в Северном, меня назначили временно ответственным за боеприпасы. Но 13 января, когда подъехал начальник склада, я со 2-й ротой поехал в Грозный ознакомиться с обстановкой.

Обстановка эта оказалась страшная. Миномётные обстрелы, постоянные разрывы… Кругом прямо на улицах много трупов гражданских, стоят наши подбитые танки без башен… Сам КНП (командно-наблюдательный пункт. – Ред.) батальона, куда я приехал, тоже был под постоянным миномётным обстрелом. И минут за тридцать-сорок мне, по большому счёту, всё уже стало ясно…

Тут меня увидел комбриг (он был старшим оперативной группы): «Молодец, что приехал! Сейчас получишь задачу. Десантники дважды здание Совмина брали, дважды их боевики выбивали. Сейчас в Совмине и «духи», и наши. Но десантники понесли большие потери, пойдешь им на подмогу. Бери 2-ю десантно-штурмовую роту и противотанковую батарею. Задача – продержаться в Совмине двое суток».

Комбриг дал мне карту 1979 года выпуска. Сориентироваться по ней было почти невозможно: всё вокруг сожжено, развалено. Не видно ни номеров на домах домов, ни названий улиц… Даю команду ротному готовиться: взять боезапаса столько, сколько сможем унести. И где-то около шестнадцати часов пришёл проводник – мотострелок – с белой повязкой на рукаве.

Пересчитались, проверили и зарядили оружие, патроны дослали в патронник, автоматы поставили на предохранители. Назначили дозорных, которые с проводником пошли впереди. Противотанковую батарею поставили в центр, потому что им идти потяжелее (они несут свои боеприпасы). Сзади нас охранял тыловой дозор. В общем, сделали всё по науке и пошли.

Какими немыслимыми путями нас вёл проводник! Если бы я ещё раз там оказался, то дорогу, по которой мы шли, не нашёл бы никогда! Мы двигались перебежками через улицы, подвалы… Потом выходили наверх, проходили через пешеходные переходы под землёй… На одной улице попали под обстрел и долго не могли её перейти. Стреляли по нам из всего, из чего только можно: из гранатомётов, из пулемётов, из автоматов…

Наконец куда-то пришли. Проводник махнул рукой: «Вон там Совмин, вам туда». И исчез… Осмотрелись: фасад здания рядом вдоль и поперёк изрешечён пулями, пустые оконные проёмы без рам, лестничные пролёты снесены. То там, то тут вспышки от выстрелов, крики на нашем и чеченском языках…

Всего в отряде было сто двадцать человек. Я разделил его на группы по десять человек, и в перерывах между обстрелами мы по очереди перебежали улицу перед Совмином.

Тут видим – из здания универмага десантники выносят своих раненых (от их батальона в живых осталось человек сорок пять). Мы стали им помогать. Универмаг этот входил в комплекс зданий Совета министров Чечни. Весь комплекс напоминал по форме неправильный прямоугольник размером примерно метров триста на шестьсот. Кроме универмага в комплекс входили здания Центробанка, столовой и ещё какие-то постройки. Одна сторона комплекса выходила на берег протекающей через центр Грозного реки Сунжа, другая – на дворец Дудаева, до которого было метров сто пятьдесят.

После тридцатиминутной передышки минут начался бой. И 2-я рота у меня сразу попала в передрягу: она пошла вперёд, и тут же за ней обрушилась стена дома (с пятого до первого этажа), а сам дом начал гореть. Рота оказались отрезанной и от моего командного пункта, и от противотанковой батареи. Надо было их выводить.

Десантники дали сапера. Он взрывом проделал в стене дома отверстие, через которое мы начали роту вытаскивать. А рота ещё была и огнём прижата – пришлось её прикрывать. Только я вышел из дома во внутренний двор посмотреть, как рота выходит, вижу вспышку – выстрел из гранатомёта! Стреляли прицельно в упор со второго этажа, метров со ста. Я своего связиста на землю повалил, сам сверху упал… Нам очень сильно повезло: в доме было маленькое слуховое окно. И граната попала именно в него, влетела внутрь и там взорвалась! Если бы она взорвалась над нами, мы бы точно погибли.

Когда пыль рассеялась, я стал радиста в подвал затаскивать. Он обалдевший, ничего не понимает… Тут из подвала начал кто-то вылезать и кричать явно не по-русски «аларм!» («тревога», англ. – Ред.). Я, особо не раздумывая, дал очередь в подвал и гранату вдогонку забросил. Только после этого у десантников спрашиваю: «Наши есть в подвале?». Они: нет, а вот «духи» оттуда постоянно лезут. В центральном универмаге, где мы засели, были, естественно, огромные подвалы. Используя их, «духи» под землёй могли свободно перемещаться и постоянно снизу пытались нас из универмага выбить. (Потом мы узнали, что из этих подвалов шёл подземный ход ко дворцу Дудаева.)

И тут почти сразу «духи» пошли в атаку через Сунжу и открыли по внутреннему дворику перед универмагом шквальный огонь!.. Чтобы от него укрыться, мы забежали в арку и залегли. Тут же к нам прилетают одна за другой две гранаты и под аркой разрываются! Все, кто лежал вдоль стенки, были контужены: пошла кровь из носа, из ушей…

Рвануло под аркой капитально!.. Пулемётчику-десантнику оторвало ноги, его стали вытаскивать. Поворачиваюсь и рядом с собой вижу бойца: у него прямо над головой трассирующая очередь прошла!.. А у нас трассеров не было, нам запретили их использовать. Парень присел ошарашенный, глаза горят в темноте. Я ему: «Живой?». И на себя его дёрнул, чтобы он ушёл с линии огня, а своих обратно во дворик стал выпихивать!.. Вот такой был у нас первый бой.

Подходит офицер-десантник: «Есть промедол?» (обезболивающее средство. – Ред.). У них у самих промедол давно закончился. У меня его было на пять уколов. Из них отдал ему три, а два себе оставил на всякий случай. У десантников к тому времени не только промедол, но и вообще всё закончилось. Мы свеженькие же пришли, поэтому поделились с ними и едой, и патронами.

В этот же день мы захватили столовую Совмина. После этого боя в отряде появилось семь раненых. Бойцы раненые хорохорились, особенно когда с десантниками пообщались: нет, мы останемся. Пусть нас перевяжут, и мы готовы дальше воевать. Но я дал команду при любом ранении, даже касательном, при первой возможности раненых сразу отправлять в тыл. Чтоб ребята живыми остались.

Доктора у нас не было. Помощь бойцам оказывали, фельдшеры-сержанты – почти мальчишки. Перевяжут раненых, через улицу переведут и назад. Но никто из них в тыл не сбежал.

Всё было очень страшно – совсем не как в кино и не как в книжках. Но настроение у бойцов мгновенно изменилось. Все поняли: здесь надо выживать и воевать, по-другому не получится. Хотя, правды ради, надо сказать, что были и такие, кто со страхом своим не справился. Некоторые вообще, как мыши, в угол забились. Приходилось их из закоулков вытаскивать силой: «Не стой под стеной, она же сейчас упадёт!». Я таких бойцов собрал вместе и приказал: «Будете ползать кругом, собирать магазины, снаряжать их и разносить тем, кто стреляет». И с этим они справились.

Задача оставалась прежней: полностью взять комплекс зданий Совмина, очистить его и выйти к дворцу Дудаева. Мы стали искать пути, где можно было это сделать. Ночью попробовали пройти в обход по улице Комсомольской. Но тут же нарвались на обстрел и залегли посередине улицы на перекрёстке. А вокруг ни камушка, ни воронки… Хоть до стены дома всего-то метров пять, а подняться никто не может: по нам ведут плотный огонь.

Тут боец, который рядом лежал, мне говорит: «Товарищ капитан, у есть меня дымовая граната!». Я: «Давай сюда». Он мне её перебросил. Зажгли гранату, я бойцам: «Уходите, мы вас прикроем». Граната горит две минуты, за это время все отошли под стены, а мы с Володей Левчуком их прикрываем. Граната гореть перестала, дым рассеялся. Лежим вдвоём на перекрёстке почти вровень с асфальтом, головы не поднять. Но делать нечего, стали отползать назад.

А разворачиваться нельзя, ползём задом наперёд. Оказалось, что каска без двойного ремешка на подбородке – очень неудобная вещь: на глаза падает. Пришлось каски бросить. Пятимся дальше. И тут я заметил окно, откуда по нам стреляли! Встал и с колена дал туда длинную очередь… Стрельба тут же прекратилась. Получается, что опередил я «духа» на какую-то долю секунды и успел выстрелить первым. У нас в этот раз никто не погиб, хотя раненые и оглушённые были (когда по нам из гранатомёта стреляли, осколками стены посекло).

Тут же нам ставят другую задачу: десантников выводят полностью, а мы занимаем весь рубеж обороны вдоль реки Сунжи. Для тех боевиков, которые обороняли дворец Дудаева, место это было очень важным: ведь через мост (он стоял целый) боевикам подвозили боеприпасы. Нам надо было подвоз боеприпасов полностью прекратить. Сам мост десантура сумела заминировать и поставить на нём растяжки.

Но вдобавок ко всему «духи» продолжали пытаться вылезти снизу, из подвалов. Ведь пол от взрывов провалился. Но мы уже чётко знали: по подвалам из наших никто не ходит, внизу может быть только противник. Назначили «слухачей», поставили растяжки. Приказ такой: если они слышат шаги, шорохи, то мы бросаем вниз гранату и даём длинную пулемётную или автоматную очередь.

Лезли боевики и из канализации. Во время очередного боя «дух», внезапно высунувший из канализационного люка, открывает по нам кинжальный пулемётный огонь! Воспользовавшись этим, боевики бросились на штурм и по верху, в нас полетели гранаты. Положение стало просто критическим. Спасение было в одном – немедленно уничтожить пулемётчика. Я рванул из-за стены, одновременно нажав спусковой крючок. Пулемётчик опоздал на долю мгновения, но мне этого хватило… Пулемёт замолчал. «Духи» снова откатились…

Никакой сплошной линии фронта вообще не было, нас долбили с трёх сторон. Относительно свободной оставалась только одна улица, по которой ночью можно было подвозить боеприпасы и воду. Да и воду, если и привозили пару термосов, то делили её на всех. Каждому доставалось совсем понемногу. Поэтому мы брали жижу из канализации и через противогазные коробки пропускали. Что накапало – то пьём. А еды вообще не было практически никакой, только на зубах цемент и кирпичная крошка скрипят…

14 января у нас появились первые погибшие. Я дал команду в относительно спокойном месте уложить тела в одну линию. Тех, кто погибнет 15 января, должны были сверху положить во вторую линию и так далее. А тем, кто останется жив, я поставил задачу рассказать об этом. Всего за пять дней боёв из ста двадцати человек в строю нас осталось шестьдесят четыре.

Положение тех, кто оборонял дворец Дудаева, стало очень тяжёлым: ведь с перекрытием моста мы практически остановили им подвоз боеприпасов. За пять суток к дворцу Дудаева удалось прорваться только одной БМП, всё остальное мы сжигали ещё на том берегу. И 15 января боевики попытались нас полностью уничтожить: они атаковали нас в лоб прямо через Сунжу. Лезли и по мосту, и вброд через речку. Ближе к дворцу Сунжа глубже, а напротив нас она практически превращалась в неглубокую канаву. Поэтому боевики пошли туда, где мелко и река узкая. Этот участок по ширине был всего метров сто.

Но разведчики доложили заранее, что возможен прорыв. Я связался с командиром миномётной батареи, и мы с ним заранее определились, как они будут нас поддерживать. И часов в семь вечера, когда уже почти стемнело, «духи» пошли на прорыв. Было их очень много, лезли как саранча… Река в это месте шириной всего метров тридцать-сорок, да до стены нашего дома ещё метров пятьдесят. Хотя и было уже темно, вокруг от выстрелов всё светилось.

Некоторым боевиками удавалось вылезти на берег, поэтому били мы по ним в упор. Если честно, прицеливаться спокойно, когда такая толпа на тебя прёт, особо некогда. Нажимаешь на спуск – и за несколько секунд выпускаешь весь магазин с рассеиванием. Дал несколько очередей, перезарядил, опять несколько очередей. И так до тех пор, пока очередная атака не захлебнётся. Но проходит немного времени – и всё начинается сначала. Опять они толпой прут, снова мы стреляем… Но до стен наших зданий из «духов» ни разу не добежал никто…

Тогда же к мосту пошёл «духовский» танк. Разведка и про него доложила заранее. Но когда он всё-таки появился, все тут же мгновенно кто-куда попрятались, залезли в самые дальние щели. Вот что значит танкобоязнь! Оказалось, что это вполне реальная вещь. Я: «Всем на место, на позиции!». А бойцы хорошо чувствуют, когда офицер решительно приказ отдаёт. Тут же вернулись на позиции.

Видим танк Т-72, расстояние до него метров триста. Остановился, башней ворочает… Противотанковых гранат у нас не было. Даю команду: «Огнемётчика ко мне!». Огнемётчику со «шмелём» (реактивный пехотный огнемет РПО «Шмель». – Ред.) говорю: «Бьёшь под башню и тут же падаешь вниз!». Он стреляет, падает, я наблюдаю за выстрелом. Перелёт… Я: «Давай с другой позиции, бей точно под башню!». Он бьёт и попадает прямо под башню!.. Танк загорается! Танкисты вылезли, но жили недолго. На таком расстоянии шансов уйти у них не было… Танк этот мы подбили на очень удачном месте, он собой вдобавок ещё и мост загородил.

За несколько часов мы отбили около пяти лобовых атак. Потом две комиссии приезжали разбираться. Оказалось, что вместе с миномётчиками боевиков намолотили мы много: по данным комиссии, только на этом участке насчитали около трёхсот трупов. А нас вместе с десантниками было всего-то человек сто пятьдесят.

Тогда у нас была полная уверенность, что мы обязательно выстоим. Матросы за несколько дней боёв совершенно переменились: стали действовать расчётливо и мужественно. Бывалыми стали. И вцепились мы в этот рубеж намертво – ведь отступать некуда, надо стоять, несмотря ни на что. И ещё мы понимали, что если сейчас отсюда уйдём, то всё равно потом придут наши. И им снова придётся брать этот дом, снова будут потери…

До нас десантников долбили со всех сторон. Боевики воевали очень грамотно: группы по пять-шесть человек выходили или из подвалов, или из канализации, или прокрадывались по земле. Подошли, отстреляли и тем же путём ушли. А им на смену приходят другие. А мы многое сумели заблокировать: закрыли выходы из подвалов, прикрыли себе тыл и не давали атаковать себя со стороны дворца Дудаева.

Когда мы только шли на позиции, нам сказали, что в Совмине только десантники. Но уже в ходе боёв мы установили связь с новосибирцами (они потом прикрывали нас с тыла) и с небольшой группой бойцов из Владикавказа. В результате мы создали боевикам такие условия, чтобы они могли пойти только туда, куда мы им предложили. Они, наверное, и подумали: мы, мол, такие силы подтянули, а Совмин обороняет какая-то горстка. Поэтому и пошли на нас в лоб.

Но мы ещё и с танкистами, которые находились во внутреннем дворе профессионального училища, с тыльной стороны Совмина, наладили взаимодействие. Тактика применялась простая: танк на полной скорости вылетает из укрытия, выпускает два снаряда туда, куда успел прицелиться, и откатывается обратно. В дом с боевиками попал – уже хорошо: перекрытия рушатся, верхние точки противник уже не может использовать. Потом я встретил человека, который командовал этими танками. Это генерал-майор Козлов (тогда он был зампотехом какого-то полка). Он мне говорит: «Это я тебя у Совмина выручил!». И это была чистая правда.

А в ночь с 15 на 16 января я чуть не погиб. К этому моменту сознание уже притупилось от потерь, от всего ужаса вокруг. Наступило какое-то безразличие, пришла усталость. В результате я с радиотелефонистом не поменял свой КНП (обычно я раз пять в сутки менял места, откуда выходил на связь). И когда по рации отправлял очередную сводку, мы попали под миномётный обстрел! Обычно стреляли по нам из-за Сунжи из миномётов, установленных на «камазах». По звуку я понял, что прилетела стодвадцатимиллиметровая мина. Страшный грохот!.. На нас с радистом рухнули стена и перекрытие дома… Никогда не думал, что цемент может гореть. А тут он горел, даже тепло чувствовалось. Завалило меня обломками по пояс. Каким-то острым камнем повредило позвоночник (потом я от этого в госпитале долго лечился). Но бойцы меня откопали, и надо было продолжать воевать…

В ночь с 17 на 18 января подошли главные силы нашего батальона с комбатом и стало полегче – комбат дал команду мой сводный отряд из боя вывести. Когда немного позже я посмотрел на себя в зеркало, то ужаснулся: на меня глядело серое лицо смертельно уставшего незнакомого человека… Лично для меня итог пяти дней войны был такой: я потерял пятнадцать килограммов веса и поймал дизентерию. От ранений меня Бог миловал, а вот травму позвоночника и три контузии получил – разорваны барабанные перепонки (врачи в госпитале сказали, что лёгкое ранение лучше, чем контузия, потому что после неё последствия непредсказуемые). Всё это со мной так и осталось. Кстати, получил я по страховке за войну полтора миллиона рублей в ценах 1995 года. Для сравнения: на знакомого прапорщика батарея отопления упала. Так он получил столько же.

Правильные отношения между людьми на этой войне сложились очень быстро. Бойцы увидели, что командир способен ими управлять. Они ведь здесь как дети: ты для них и папа, и мама. Внимательно смотрят тебе в глаза и, если видят, что ты делаешь всё, для того чтобы никто по-глупому не погиб, то идут за тобой и в огонь, и в воду. Полностью доверяют тебе свои жизни. А в этом случае сила боевого коллектива удваивается, утраивается… Мы слышали, что не случайно Дудаев приказал морскую пехоту и десантников в плен не брать, а сразу убивать на месте. Вроде бы при этом сказал: «Героям – геройская смерть».

И ещё на этой войне я увидел, что одним из главных мотивов, почему мы бились насмерть, было желание отомстить за погибших товарищей. Ведь здесь люди быстро сближаются, в бою все стоят плечом к плечу. Практические результаты боёв показали, что мы можем выстоять в немыслимых условиях и победить. Конечно, сработали традиции морской пехоты. На этой войне мы уже не делили: эти настоящие морпехи, а это матросы с кораблей. Все до единого стали морскими пехотинцами. И многие из тех, кто вернулся из Грозного, не захотели возвращаться на корабли и в свои части и остались дослуживать в бригаде.

Я с большой теплотой вспоминаю тех матросов и офицеров, с которыми мне довелось вместе воевать. Они проявляли, без преувеличения, чудеса героизма и бились насмерть. Чего стоит только старший прапорщик Григорий Михайлович Замышляк, или «Дед», как мы его называли! Он принял на себя командование ротой, когда в ней не осталось офицеров.

У меня в роте погиб всего один офицер – старший лейтенант Николай Сартин. Николай во главе штурмовой группы ворвался во двор Совмина, а там оказалась засада. В ребят стреляли в упор… Одна единственная пуля пробила Николаю бронежилет, удостоверение личности офицера и попала в сердце. Трудно в это поверить и не объяснить с точки зрения медицины, но смертельно раненый Николай ещё около ста метров бежал, чтобы предупредить нас о засаде. Последние его слова были: «Командир, уводи людей, засада…». И упал…

А есть такие моменты, которые вообще невозможно забыть никогда. Боец получает пулевое ранение в голову, ранение смертельное. Сам отчётливо понимает, что доживает последние минуты. И говорит мне: «Командир, подойди ко мне. Давай песню споём…». А ночью мы старались только шёпотом разговаривать, чтоб ничего не прилетело с той стороны на звук. Но я понимаю, что он сейчас умрёт, и это его последняя просьба. Сел я с ним рядом, и мы с ним шёпотом что-то спели. Может быть, «Прощайте, скалистые горы», может, другую какую-то песню, не помню уже…

Очень тяжело было, когда мы вернулись с войны и меня посадили со всеми родственниками погибших матросов батальона. Спрашивают: а как мой погиб, а мой как?.. А ведь про многих ты и не знаешь, как он погиб… Поэтому каждый год, когда приходит январь, я во сне продолжаю воевать по ночам…
Морские пехотинцы Северного флота справились с поставленной задачей, они не уронили честь Российского и Андреевского флагов. Родина приказала, они приказ выполнили. Плохо, что прошло время, а должной заботы об участниках этой войны нет. Говорят, что Грозный уже отстроился – как Лас-Вегас, весь сияет огнями. А посмотрите на наши казармы – они практически разваливаются…

9 января 1995 г. подразделения морской пехоты КБФ и СФ вошли в Грозный. Морским пехотинцам пришлось действовать штурмовыми группами и отрядами, которые последовательно овладевали зданиями и кварталами, порой не имея соседей справа и слева, а то и вовсе изолированно. Особенно эффективно и грамотно воевали в городе бойцы 876-го одшб СФ. На направлении их действий находились серьезные пункты сопротивления боевиков: здание Совмина, Главпочтамт, Кукольный театр, многие высотные дома. Бойцы 2-й десантно-штурмовой роты (дшр) батальона штурмовали Совмин. Бойцы 3-й дшр батальона вели бой за здание девятиэтажного дома, занимавшего господствующее положение и превращенного боевиками в мощный опорный пункт, закрывающий выход к одному из основных узлов сопротивления-зданию Главпочтамта.

14 января здание Совмина, высотный дом и Главпочтамт были заняты морскими пехотинцами. 15 января штурмовые группы 3-й роты захватили Кукольный театр.

Но самое сложное было впереди. Федеральные войска постепенно продвигались в направлении центра Грозного - к президентскому дворцу, зданиям Совмина и гостиницы «Кавказ». Обороняли здания, находящиеся в центре города, элитные отряды боевиков, в частности так называемый «Абхазский батальон» Ш. Басаева.

В ночь на 17 января 3-я дшр выдвигаться в направлении Совмина На улице Комсомольская передовые группы роты попали в засаду 6oeвиков. Одну из групп морских пехотинцев бандиты попытались окружить. Сержант В. Молчанов приказал своим товарищам отходить, а сам остался их прикрывать. Перегруппировавшиеся морские пехотинцы отбросили боевиков. Вокруг позиции, где с пулеметом остался Молчанов, было17 уничтожен бандитов. Сам сержант погиб.

19 января морские пехотинцы во взаимодействии с разведчиками 68-rо отдельного разведывательного батальона (орб) и мотострелками 276-го мсп захватили президентский дворец. Группой балтийцев во главе с замести-телем командира батальона гв. майором А. Плющаковым над дворцом были водружены Военно-морской и Российский государственные флаги.

Затем, уже после падения Грозного, в Чечне был сформирован 105-й сводный полк морской пехоты на базе 1-го батальона 106-го полка 55-й дивизии МП, по отдельному батальону МП с Балтийского (877 обмп) и Северного флотов, инженерно-сапёрного подразделения из ОМИБ (отдельный морской инженерный батальон) БФ, который еще два месяца, до 26 июня 1995 года, уничтожал боевиков в Веденском, Шалинском и Шатойском районах Чечни. В ходе боев было освобождено от боевиков более 40 населенных пунктов, уничтожено и захвачено большое количество тяжелого вооружения и военной техники. Но и здесь, к сожалению, не обошлось без потерь, хоть они и были намного меньшими. Всего же за время боев 1995 года на территории Чечни погибли 178 морских пехотинцев и 558 получили ранения различной тяжести. 16 человек получили звание Героя России (шестеро – посмертно).

В 1994 на базе расформировываемой 77-й гв. дбо была попытка сформировать новую 163-ю отд. бригаду МП. Однако, бригада развёрнута так и не была и, по сути, походила на БВХТ. В 1996 она была расформирована.

В 1995-96 810-я бригада МП Черноморского флота была переформирована в 810-й отдельный полк МП, при этом, из её состава были выделены 382-й отдельный батальон МП и отдельный танковый батальон. Оба выделенных батальона были передислоцированы в п. Темрюк (побережье Азовского моря, Краснодарский край России). Следует заметить, что в период 1990-91 гг. эта бригада не имела вообще танкового батальона, а вновь воссозданный (первоначально на танках Т-64А/Б) дислоцировался в п. Темрюк изначально.

Морская пехота ТОФ.Май 1995г. Чечня

Тем более возрастает их роль во время боевых действий в горячих точках, когда четко проявляется, кто способен лишь на показуху и красивые отчеты для высоких штабов, а кто действительно способен решать боевые задачи в любых условиях. Морская пехота в Чечне показала, что по праву носит прозвище «черная смерть».

Морская пехота - гордость России уже 300 лет

Этот текст «Военпро» хотел бы посвятить бойцам морской пехоты России. Отряды морпехов значительно выделяются на фоне остальных отрядов российской армии. Знаменитая гордость всех флотов России, от Северного до Тихоокеанского. Бойцы, принимавшие участие во всех боевых операциях новейшей российской истории. Отряды в Чечне войск своими бесстрашными действиями действительно заслужили почёт и уважение среди собратьев-солдат всех родов. И это не какое-то исключение.

Видео о морской пехоте в Чечне

Морская пехота в бою на протяжении всей истории существования проявляла первоклассную боевую подготовку в сочетании с лучшими человеческими качествами. Даже Георгий Константинович Жуков - великий Маршал сухопутных войск времен Второй Мировой Войны - крайне лестно отзывался о морских пехотинцах и их вкладе в победу над врагом.

Враги называли русских морпехов «Чёрной тучей», а бойцы других российских подразделений - жемчужиной флота. Морпехи воевали в Великую Отечественную Войну, в Дагестане и Чечне. Бойцы защищали Москву и штурмовали Грозный. На фоне общего кризиса и неподготовленности регулярных войск к ведению боевых действий в подобных условиях, морская пехота в Чечне стала по-настоящему спасительным соединением для российской армии.

Чеченские конфликты стали тяжелым ударом для российской армии. Великолепно подготовленные боевики Дудаева, отлично знакомые с географией будущих театров военных действий, имеющая в осведомителях и разведчиках практически каждого чеченца или чеченку… террористические формирования стали серьёзнейшим противником для регулярной российской армии. Стало понятно, что одними регулярными соединениями не обойтись.

Кстати, вам будет интересно посмотреть видео о морпехах в Чечне:

И в Чечню спешно начали собирать спецподразделения - десантников, ГРУ, морпехов Балтики… Но, несмотря на всю спешность формирования и скомканность подготовки, в Чечню отправлялись отнюдь не «зелёные» мальчики для битья, а полностью подготовленные профессионалы, готовые отправиться в самое пекло ради победы и ради восстановления конституционного порядка на чеченской земле.

На долю морской пехоты в Чечне выпало немало тягот - постоянные бои, потери, лишения. Но . Не сдались они и в Чечне. За обе чеченские кампании ни одно подразделение чёрных беретов не оставило своих рубежей - ни одного дома, улицы, населённого пункта или сопки. Ни один морпех ни разу не просил ни пощады ни милости даже глядя смерти в лицо.

Около ста бойцов навеки остались лежать в чеченской земле. Но они никогда не будут забыты -память о них вечно будет жить в сердцах их сослуживцев и родных. Этот текст «Военпро» также посвящает всем погибшим морпехам России, не дожившим до этого дня.

Специально для чёрных беретов, их друзей и родных на сайте «Военпро» есть огромное количество . Купив вещь с символикой морской пехоты, вы напомните окружающим о геройстве ребят, отдавших самое дорогое во имя победы России и российского оружия. Это может быть нечто весьма значительное, например , а может быть простой мелочью - либо другим сувениром - это совершенно неважно. Важна лишь неугасающая память о павших героях.

Январь 1995 года вписан в историю морской пехоты России отдельной главой. В этот кровавый январь происходил штурм Грозного - столицы Чечни, неприступной крепости террористов. Боевики по приказу своих главарей были готовы защищать Грозный до последнего патрона. Командование, понимая всю сложность операции, бросает морпехов - элиту чеченского корпуса - в эпицентр событий. На морскую пехоту в Грозном был возложен штурм правительственных зданий и «Зеленого квартала» - района, примыкающего к президентскому дворцу.

Бойцыморской пехоты в Грозном в ходе боёв проявляли беспримерное мужество и отвагу. Сформированные сугубо из добровольцев штурмовые группы мужественно и решительно бросались на дудаевские позиции и выбивали оттуда боевиков практически без потерь. Биться приходилось за каждый подъезд, за каждый этаж. Познавшие горечь потерь, морпехи не желали ни сдавать позиции, ни ослаблять натиск. В конечном итоге сила духа и подготовка морпехов сыграли свою роль. проявила свои лучшие качества и умения, благодаря которым дворец и «Зеленый квартал» были зачищены от боевиков и взяты 19 января 1995 года. Символично, что Андреевский флаг над дворцом поднял именно морпех, морпех Балтийского флота.

Офицеры морской пехоты в Грозном стали основными кузнецами победы. Великолепно командуя личным составом, а иногда и вызывая огонь на себя, они поддерживали огонь в сердцах своих бойцов, заставляли верить в победу даже в самых тяжёлых ситуациях. За взятие дворца и прилегающих кварталов разу трое офицеров морской пехоты получили звание Героя Российской Федерации - исключительный случай в военной истории России.

Герои морской пехоты в Чечне

Подполковник Даркович А.В. получил награду за грамотное командование штурмовыми группами и высочайший героизм, проявленный в ходе одной из самых яростных контратак боевиков - подполковник вызвал огонь на себя, предотвратив окружение группы.

Гвардии капитан Полковников Д.А с отрядом под покровом ночи атаковал боевиков, находящихся в одном из наиболее укреплённых зданий, и заставил их отступить. Отбивая атаку за атакой, будучи контуженным, капитан продолжал командовать отрядом. Он и его соединение больше не отступили из этого здания, проявив беспримерную смелость и уничтожив большое количество боевиков.

Капитан Вдовкин В.В. проявил исключительное мужество и героизм в ходе взятия здания Совета Министров. Умело организовав наступление и преодолевая ожесточённое сопротивление превосходящих сил противника, капитан лично уничтожил 18 боевиков, а также подавил 3 огневые точки. Имена этих людей навечно останутся в летописи морской пехоты, напоминая о героизме бойцов морской пехоты в бою, принявших на себя основной удар в минуты величайшей опасности.

Видео морской пехоты в Чечне

В интернете находится огромное количество видео морской пехоты. Подготовка пехотинцев, их быт, участие в боевых действиях - всё это запечатлено на видео и может стать настоящей энциклопедией для всех, кто интересуется жизнью и славными победами и традициями морской пехоты России. Подготовка морпехов не вызывает сомнений - это настоящие патриоты и профессионалы. Кадры показательных выступлений также запечатлены на видео морской пехоты А видео штурма Грозного и кадры с места событий позволят окунуться в атмосферу января 1995 и прочувствовать весь тот ужас, который выпал на долю морской пехоты в Грозном.

На сайте «Военпро» вы найдете огромное количество товаров для бойцов морской пехоты. Флаги подразделений, , другие предметы одежды… каждый морпех сможет найти здесь что-нибудь для себя и своих друзей-сослуживцев.