Марий полководец. Миф Древнего Рима: военные реформы Мария. Кимвры и тевтоны
МАРИЙ, ГАЙ (Gaius Marius) (ок. 157–86 до н.э.), один из виднейших римских полководцев, чья долгая карьера, за которую он становился консулом 7 раз (в 107, 104–100, 86 до н.э.), ознаменовала перелом в римской истории. Марий родился вблизи города Арпин (ок. 100 км восточнее Рима) в незнатной (хотя вряд ли столь бедной, как это обычно изображается) семье и впервые отличился, служа под командованием Сципиона Младшего в Испании в 133 до н.э. Затем он был военным трибуном, а ок. 123 до н.э. – квестором. В 119 до н.э. Марий был избран народным трибуном и вопреки желанию сенаторов добился принятия закона, изменявшего процедуру выборов. В 115 до н.э. Марий стал претором, а на следующий год исполнял обязанности проконсула в Дальней Испании. Женитьба на Юлии, тетке Юлия Цезаря , упрочила связи Мария с видными римскими семействами, что компенсировало его провинциальное происхождение и помогло в дальнейшей политической карьере. В 109 до н.э. он служил легатом при Квинте Метелле в войне против Югурты , который пытался создать независимое царство в Африке. В конце концов, вопреки яростному сопротивлению сенатской аристократии он был избран консулом на 107 до н.э. Народное собрание проголосовало за то, чтобы, сменив Метелла, немедленно назначить Мария главнокомандующим в Югуртинской войне. Марий успешно завершил войну в 105 до н.э., хотя, к немалому его огорчению, Югурта был взят в плен не им самим, а одним из его подчиненных, Луцием Корнелием Суллой .
Тем временем римляне потерпели несколько сокрушительных поражений от вторгшихся в южную Галлию германских племен тевтонов и кимвров . Вновь став консулом (в 104 и повторно в 103 до н.э.), Марий продолжил начатую им в 107 до н.э. реорганизацию армии. Однако, когда предполагавшееся нападение варваров на Италию не состоялось, его дальнейшее пребывание в должности консула было поставлено под вопрос, и только благодаря союзу с народным трибуном Луцием Апулеем Сатурнином Марию удалось все же добиться этой должности и на 102 до н.э. В этот год вновь вторглись тевтоны. Марий перехватил и уничтожил полчища тевтонов у Акв Секстиевых (совр. Экс-ан-Прованс). Избранный консулом на следующий год, Марий вместе с Квинтом Лутацием Катулом разбил при Верцеллах (возможно, близ совр. Ровиго в долине По) также и кимвров. Марий вернулся в Рим отпраздновать триумф и при поддержке Сатурнина вновь, уже в шестой раз, получил должность консула. Тогда же Сатурнин был повторно избран трибуном (100 до н.э.). Несмотря на все услуги, оказанные ему Сатурнином, Марий нисколько не затруднился исполнением приказа уничтожить прежнего союзника, что поручил ему как консулу сенат в ходе вспыхнувших в Риме беспорядков. Сатурнин был разбит в сражении на форуме, брошен в тюрьму и вопреки данному Марием обещанию честного разбирательства убит толпой. Поведение Мария в этой ситуации окончательно лишило его доверия населения, и на какое-то время он совершенно исчез из политики. Попытка спровоцировать смуты на Востоке, чтобы добиться назначения на новую войну, также закончилась неудачей. Но в Союзнической войне (восстание италийских союзников Рима – марсов, самнитов и др.) Марий вновь понадобился государству. Он успешно провел кампанию 90 до н.э., но против ожиданий не получил назначения на следующий год, и тогда отличился его давний соперник Сулла.
Уязвленная гордость Мария жаждала мести, и, когда в 88 до н.э. сенат назначил избранного консулом Суллу командовать римскими войсками в кампании против царя Понта Митридата, Марий вновь прибег к тактике 107 до н.э.: через народного трибуна Публия Сульпиция Руфа он уговорил народное собрание назначить его на должность командующего. Разумеется, дело было не только в честолюбии: война в Малой Азии обещала огромную добычу. Но Сулла вовсе не собирался уступать, стремительно ввел свои войска в Рим и разгромил сторонников Мария. Самому Марию удалось бежать, он укрылся в Африке, а как только Сулла отправился на Восток, вернулся в Италию, объединил силы с изгнанным из Рима Луцием Корнелием Цинной (консулом 87 до н.э.) и захватил власть в Риме. Марий истребил всех, кого подозревал в приверженности Сулле, и провозгласил себя консулом (вместе с Цинной) на следующий год. Так Марий стал консулом в седьмой раз, но его кровавое правление оказалось кратким, поскольку в январские иды (13 января) 86 до н.э. он умер.
Записки Суллы, несомненно, внесли лепту в искажение исторической правды относительно Мария. Тем не менее он, возможно, и в самом деле был жестоким и коварным чудовищем, готовым хладнокровно пожертвовать кем угодно ради удовлетворения своих амбиций. Но Марий несомненно гениальный полководец. В его военной реформе важнее всего было то, что теперь служить в армии могли все римские граждане без ограничения ценза, т.е. и безземельные, и неимущие. Таким образом, из крестьянского ополчения войско превратилось в хорошо обученную, профессиональную армию. Не имеющие имущества солдаты возлагали свои надежды на военную добычу и награды (прежде всего земельные наделы) по завершении службы. То и другое мог им доставить удачливый и влиятельный военачальник. Но и он, со своей стороны, рассчитывал на поддержку (политическую, а при случае и военную), которую окажут ему, если потребуется, благодарные ветераны. Марий и его противник Сулла ввели такую «поддержку», когда преданные им войска брали Рим, в арсенал средств борьбы за власть.
Как бы то ни было, но когда Марий стал добиваться разрешения уехать, Метелл долго чинил ему препятствия и отпустил только за двадцать дней до консульских выборов. Марий прошел длинный путь от лагеря до Утики за два дня и одну ночь и перед отплытием принес жертвы. Как говорят, гадатель объявил Марию, будто божество возвещает ему небывалый, превосходящий все ожидания успех. Ободренный этим предсказанием, он отчалил и с попутным ветром за четыре дня пересек море. В Риме он тотчас показался народу, с нетерпением ожидавшему его, и, когда один из трибунов вывел его к толпе, он просил дать ему консульство, возводя на Метелла множество обвинений и обещая захватить Югурту живым или мертвым. Избранный консулом при всеобщем ликовании, Марий тотчас провел набор, вопреки закону и обычаю записав в войско много неимущих и рабов, которых все прежние полководцы не допускали в легионы, доверяя оружие, словно некую ценность, только достойным - тем, чье имущество как бы служило надежным залогом. Но больше всего нареканий вызвали не действия Мария, а его высокомерные, полные дерзости речи, оскорблявшие самых знатных римлян: он говорил, что консульство - это трофей, с бою взятый им у изнеженной знати и богачей, или что он может похвастаться перед народом своими собственными ранами, а не памятниками умерших и чужими изображениями . Неоднократно, упомянув неудачливых полководцев - Бестию или Альбина, отпрысков знатных семейств, но людей невоинственных и по неопытности терпевших в Африке поражения, Марий спрашивал у окружающих, неужели предки этих военачальников, завоевавшие славу не знатностью происхождения, а доблестью и подвигами, не предпочли бы иметь таких потомков, как он. Все это он говорил не ради пустого бахвальства, не с тем, чтобы понапрасну вызвать ненависть к себе среди первых в Риме людей: народ, привыкший звонкостью речей измерять величие духа, ликовал, слыша хулу сенату, и превозносил Мария, этим побуждая его в угоду простонародью не щадить лучших граждан.
30. За эту услугу Сатурнина Марий должен был закрыть глаза на то, что тот дошел до предела в своей наглости и приобрел огромную власть; так незаметно для себя Марий причинил Риму страшное зло, допустив, чтобы трибун, грозя оружием и убийствами, открыто стремился к государственному перевороту и тираннии. Стыдясь знати и угождая черни, Марий совершил совсем уже бесчестный и низкий поступок. Когда ночью к нему пришли первые люди в государстве и стали убеждать его расправиться с Сатурнином, Марий тайком от них впустил через другую дверь самого Сатурнина и, солгав, что страдает расстройством желудка, под этим предлогом бегал через весь дом то к одним, то к другому, подзадоривая и подстрекая обе стороны друг против друга. Когда же и сенаторы, и всадники устроили сходку, негодуя против мятежников, Марий вывел на форум вооруженных воинов , загнал сторонников Сатурнина на Капитолий и, перерезав водопровод, взял их измором: ослабев от жажды, они призвали Мария и сдались, получив от имени государства заверения в личной неприкосновенности. Он делал все, чтобы их спасти, но ничем не мог помочь, и едва они спустились на форум, как их тотчас же убили. С этого времени Марий стал ненавистен не только знати, но и простому народу, и потому, несмотря на свою громкую славу, он, опасаясь неудачи, даже не принял участия в цензорских выборах, допустив, чтобы избрали менее известных лиц, сам же лицемерно говорил, что не хочет навлекать на себя ненависть множества людей, сурово расследуя их жизнь и нравы.
31. Когда было внесено предложение вернуть Метелла из изгнания, Марий словом и делом старался помешать этому, но ничего не добился; после того, как народ охотно принял это решение, он, будучи не в силах перенести возвращение Метелла, отплыл в Каппадокию и Галатию под тем предлогом, что по обету должен принести жертвы Матери богов, в действительности же имея другую причину для путешествия, многим неизвестную. Дело в том, что Марий, по природе неспособный к мирной гражданской деятельности и достигший величия благодаря войнам, полагал, будто в праздности и спокойствии его власть и слава постепенно увядают. Ища возможностей для новых подвигов, он надеялся, что если ему удастся возмутить царей и подстрекнуть Митридата к войне, которую, как все подозревали, тот давно уже замышлял, то его выберут полководцем и он наполнит Рим славой новых триумфов, а свой дом - понтийской добычей и царскими богатствами. Поэтому, хотя Митридат принял его любезно и почтительно, Марий не смягчился и не стал уступчивее, но сказал царю: « Либо постарайся накопить больше сил, чем у римлян, либо молчи и делай, что тебе приказывают» , - и этим поверг в страх Митридата, часто слышавшего язык римлян, но впервые узнавшего, какова бывает откровенность их речей.
32. Вернувшись в Рим, Марий построил дом неподалеку от форума, не желая, по его собственным словам, затруднять дальней дорогой приходивших почтить его, а на самом деле полагая, что к нему приходит меньше народу, чем к другим знатным римлянам, лишь из-за удаленности его жилища. В действительности же дело было не в этом. Уступая другим в любезном обхождении и во влиянии на дела государства, Марий жил теперь в пренебрежении, подобный орудию войны во время мира. Никто из тех, кто превосходил его славой, не заставлял его так страдать и терзаться, как Сулла, который приобрел могущество, используя ненависть знати к Марию, и сделал вражду с ним основой своего возвышения. Когда же нумидиец Бокх, объявленный союзником римского народа, воздвиг на Капитолии статуи Победы, несущей трофеи, а рядом с ними - золотое изображение Югурты, передаваемого им Сулле, Марий, уязвленный в своем честолюбии и разгневанный тем, что Сулла приписывает себе его подвиги, готовился силой сбросить дары Бокха. Сулла воспротивился этому, и распря уже готова была вспыхнуть, но ее пресекла Союзническая война, неожиданно обрушившаяся на Рим. Самые многочисленные и воинственные из италийских народов восстали против Рима и едва не низвергли его владычество, ибо были сильны не только людьми и оружием, но и талантом полководцев, которые не уступали римлянам ни отвагой, ни опытностью. 33. Эта война, с ее бедствиями и превратностями судьбы, настолько же увеличила славу Суллы, насколько отняла ее у Мария. Ибо он стал медлителен в наступлении, всегда был полон робости и колебаний, то ли потому, что старость угасила в нем прежний пыл и решительность (ему было уже больше шестидесяти пяти лет), то ли потому, что, страдая болезнью нервов и ослабев телом, он, по собственному признанию, лишь из боязни позора нес непосильное для него бремя войны. И все же он одержал большую победу , истребив шесть тысяч вражеских воинов, и при этом его войско было неуязвимым для врагов, потому что он остался на месте, когда они окружили его рвом, и не поддался гневу, когда они вызывали его на бой и насмехались над ним. Рассказывают, что Помпедий Силон, пользовавшийся среди италийцев наибольшей властью и влиянием, сказал ему: « Если ты великий полководец, Марий, выйди и сразись со мной» ; на это Марий ответил: « Если сам ты великий полководец, то заставь меня сразиться с тобой против моей воли» . В другой раз, когда неосмотрительность врагов создала удобный случай напасть на них, а римляне настолько оробели, что обе стороны стали отступать, Марий, созвав своих солдат на сходку, сказал им: « Затрудняюсь решить, кто более труслив - наши противники или мы: ни они не решились взглянуть нам в спину, ни мы им в затылок» . Однако, в конце концов, по причине телесной немощи и болезни он сложил с себя обязанности полководца.
34. Когда война в Италии близилась к концу и многие в Риме стали искать расположения народа, чтобы получить командование в войне с Митридатом, народный трибун Сульпиций, человек крайне дерзкий, совершенно неожиданно для сограждан вывел Мария на форум и предложил облечь его консульскими полномочиями и отправить полководцем против Митридата. Народ разделился: одни хотели избрать Мария, другие призывали Суллу, а Мария посылали в Байи горячими ваннами лечить тело, изнуренное, как он сам говорил, старостью и ревматизмом. Там, возле Мизен, у Мария был великолепный дом, предназначенный для жизни куда более изнеженной и роскошной, чем подобало человеку, прошедшему столько войн и походов. Рассказывают, что Корнелия купила его за семьдесят пять тысяч, а спустя недолгое время Луций Лукулл заплатил за него два с половиною миллиона - так быстро поднялась цена и возросла страсть к роскоши. Тем не менее Марий, из честолюбия упрямо не желая признавать себя старым и слабым, ежедневно приходил на Поле и упражнялся вместе с юношами, показывая, как легко он владеет оружием и как крепко сидит в седле, несмотря на старость, сделавшую его тело неповоротливым, грузным и тучным. Некоторым нравился его образ действий, и они охотно приходили смотреть, как честолюбиво состязается он с молодыми, но достойные граждане при виде подобных занятий жалели этого жадного до славы человека, который, став богатым из бедного и великим из ничтожного, не ведает, что и его счастью положен предел, не довольствуется созерцанием достигнутых благ и спокойным обладанием ими, но после стольких славных триумфов, на склоне лет стремится, точно безвестный бедняк, в Каппадокию и к Эвксинскому Понту сражаться с Архелаем и Неоптолемом, сатрапами Митридата. Что же касается оправданий Мария, утверждавшего, будто он хочет сам закалить и обучить в походе сына, то они казались совершенно нелепыми.
35. Такие распри раздирали Рим, давно уже больной изнутри, когда Марий, на общую погибель, нашел себе превосходное орудие - дерзость Сульпиция, который восхищался Сатурнином и во всем подражал ему, упрекая лишь за нерешительность и медлительность. Сам же Сульпиций не медлил: окружив себя, словно телохранителями, шестьюстами гражданами из всаднического сословия, которых он именовал антисенатом, он с оружием в руках напал в Народном собрании на консулов , и когда один из них бежал с форума, мятежники захватили и убили его сына. Сулла же, за которым гнались враги, пробегая мимо дома Мария, неожиданно для всех ворвался в него и скрылся от промчавшихся дальше преследователей; рассказывают, что сам Марий выпустил его невредимым через другую дверь, и так Сулла пробрался к войску . Но Сулла в своих воспоминаниях говорит, что не сам он прибежал к Марию, а был отведен туда, чтобы обсудить постановления, которые Сульпиций вынуждал его принять против воли: мятежники окружили его с обнаженными мечами и заставили пойти в дом Мария, после чего он вернулся на форум и отменил, как они требовали, неприсутственные дни. Вышедший победителем Сульпиций добился избрания Мария, который стал готовиться к походу и отправил двух легатов принять войско у Суллы. Тот, возмутив воинов (у него было больше тридцати пяти тысяч тяжело вооруженных пехотинцев), повел их на Рим. А легатов, посланных Марием, солдаты умертвили. Марий в Риме также убил множество сторонников Суллы и объявил, что даст свободу рабам, которые выйдут сражаться за него, однако, как рассказывают, к нему присоединилось всего трое. Когда же в город ворвался Сулла, Марий после недолгого сопротивления был разгромлен и бежал. Едва он был выбит из города, все, кто был с ним, рассеялись а сам Марий с наступлением ночи добрался до Солония, одного из своих имений. Послав сына в расположенные неподалеку владения своего зятя Муция за необходимыми припасами, он отправился в Остию, где один из его друзей, Нумерий, снарядил для него корабль, и отплыл вместе со своим пасынком Гранием. А юноша, явившись во владения Муция и собирая там все необходимое, не избежал встречи с врагом, ибо, движимые подозрением, они на рассвете прислали туда всадников. Однако управитель имения, издали увидев их, спрятал Мария-младшего в телеге, груженной бобами, и, запрягши в нее быков, выехал навстречу всадникам и погнал повозку в город. Так Марий был доставлен в дом своей жены, откуда, взяв все необходимое, он ночью добрался до моря и, сев на корабль, плывший в Африку, переправился туда.
36. Между тем Марий-старший плыл с попутным ветром вдоль берегов Италии, причем, боясь одного из своих врагов - некоего Геминия, таррацинского гражданина, он просил матросов не заходить в Таррацину. Те охотно повиновались бы ему, но ветер переменился и подул с моря, подняв большие волны, так что, казалось, корабль не выдержит бури, и сам Марий чувствовал себя плохо, страдая морской болезнью. С трудом достигли они суши возле Цирцей; буря становилась сильнее, съестные припасы стали подходить к концу, матросы без цели бродили по берегу и, как всегда бывает в больших затруднениях, спеша уйти от уже постигших их бед, как от самых тяжелых, возлагали надежды на неведомое будущее. А ведь им была враждебна земля, враждебно и море, страшно было встретиться с людьми, но страшно и не встретиться - из-за нужды в самом необходимом. Вечером им попалось навстречу несколько пастухов, которые ничего не могли им дать, но, узнав Мария, сообщили, что совсем недавно видели на этом месте множество разыскивавших его всадников и советовали ему поскорее бежать. Однако спутники Мария совсем ослабели от голода, он очутился в безвыходном положении, и вот, свернув с дороги, он зашел поглубже в лес и кое-как провел там ночь. На следующий день, гонимый нуждой, еще раз напрягши свои силы, прежде чем они совсем иссякнут, он вышел на берег и, ободряя своих спутников, убеждал их не терять последней надежды, которую он сам хранит, веря давнему предсказанию. Ибо еще совсем молодым человеком, живя в деревне, он однажды полою плаща подхватил падающее орлиное гнездо с семью птенцами, и когда родители, увидев это, удивились и обратились к гадателям, те отвечали, что он станет славнейшим из смертных и непременно семь раз получит высшую власть. Одни утверждают, что такой случай действительно произошел с Марием, другие - что вся эта история совершенно баснословна, а записали ее, поверив Марию, люди, которые в тот день или позже, во время его изгнания, слышали ее. Дело в том, что орел производит на свет не более двух птенцов; поэтому и Мусей солгал, говорят они, написав, что орел три яйца кладет, высиживает двух птенцов, питает одного. Однако все сходятся на том, что во время бегства в самых трудных положениях Марий часто говорил, что достигнет седьмого консульства.
37. Не доехав всего двадцати стадиев до италийского города Минтурны, они заметили, что за ними гонится отряд всадников, а по морю, к счастью, плывут два грузовых судна. Беглецы что было мочи ринулись к морю, бросились в воду и подплыли к кораблям. Граний взобрался на один из них и был доставлен на расположенный напротив остров, именуемый Энарией, а самого Мария, грузного и неповоротливого, двое рабов с трудом поддерживали на поверхности моря и подняли на другой корабль. Тем временем всадники достигли берега и потребовали, чтобы мореходы либо пристали, либо сбросили Мария в воду и плыли куда угодно. Марий принялся со слезами молить судовладельцев, и те, хотя и колебались некоторое время, не зная, к чему склониться, все же ответили всадникам, что не выдадут его. Когда всадники в гневе удалились, судовладельцы тотчас переменили решение, направились к земле и, бросив якорь возле болотистого устья реки Лирис, предложили Марию выйти на сушу, чтобы подкрепиться там пищей и дать покой изнуренному телу, пока не подует попутный ветер, - подует же он тогда, когда ветер с моря в обычный час уляжется, а ток воздуха, испускаемый болотом, станет достаточно сильным. Марий, поверив им, так и поступил, матросы высадили его на сушу, и он лег на траву, не подозревая, что его ждет. А мореходы поскорее взошли на корабль, подняли якорь и бежали, полагая, что выдать Мария бесчестно, а спасать его опасно. Всеми покинутый, одинокий, Марий долгое время безмолвно лежал на берегу, потом едва-едва поднялся и с трудом побрел по бездорожью. Перебравшись через глубокие топи и рвы, полные водой и грязью, он набрел на хижину старого рыбака; столкнувшись с ним, Марий стал молить его помочь и спасти человека, который, если теперь ему удастся скрыться, воздаст благодарностью, превосходящей все ожидания. Старик, то ли раньше встречавший Мария, то ли по виду признавший в нем человека незаурядного, сказал, что если гость нуждается в отдыхе, то ему подойдет и этот шалаш, если же он скитается, спасаясь бегством, то можно скрыть его в более безопасном месте. Об этом Марий и попросил его, и старик, отведя его в болото, велел спрятаться в тесной пещере неподалеку от реки, а сам собрал и набросал сверху тростника, легких трав и веток, под которыми Марий мог лежать без всякого вреда. 38. Спустя недолгое время к нему донеслись со стороны хижины шум и крики. Геминий из Таррацины разослал множество людей в погоню за Марием, некоторые из них, случайно оказавшись возле хижины, стали пугать старика и кричать, что он принял и укрыл врага римского народа. Тогда Марий поднялся, разделся и бросился в густую, илистую воду болота. Но и это не помогло ему скрыться: преследователи вытащили его из топи и, как он был, голого, покрытого грязью отвели в Минтурны и передали властям. По городам уже объявили, что надлежит всем народом искать Мария, а изловив, убить. И все же власти решили сперва посовещаться, а Мария поместили в дом некой Фаннии, женщины, у которой, казалось, давно уже были причины относиться к нему враждебно. Дело в том, что Фанния, разведясь со своим мужем Тиннием, потребовала возврата приданого, весьма богатого, он же обвинил ее в прелюбодеянии . Судьей был Марий во время своего шестого консульства. Когда после разбора дела стало ясно, что Фанния вела жизнь распутную, а муж, хотя и знал об этом, все же взял ее в жены и долго жил с ней в браке, Марий осудил обоих: Тиннию он велел вернуть приданое, а женщину в знак бесчестия приговорил к штрафу в четыре медных монеты . Несмотря на это, Фанния не выказала обычных чувств оскорбленной женщины, но, едва увидев Мария, далекая от всякого злопамятства, помогла ему, насколько это было в ее силах, и ободрила его. А он поблагодарил ее и сказал, что не теряет мужества, ибо ему было хорошее предзнаменование: когда его вели к дому Фаннии и уже отворили ворота, со двора выбежал, чтобы напиться из протекавшего поблизости источника, осел, который весело и лукаво взглянув на Мария, сперва остановился против него, потом пронзительно закричал и запрыгал от радости. Из этого Марий заключил, что божество указывает ему на спасение, которое придет скорее с моря, чем с суши, ибо осел, не притронувшись к сухому корму, побежал прямо к воде. Побеседовав так с Фаннией, Марий лег отдохнуть, велев прикрыть двери дома.
39. Посовещавшись, должностные лица и члены совета Минтурн решили немедля умертвить Мария. Однако никто из граждан не хотел взять это на себя, лишь один солдат конницы, родом галл или кимвр (историки сообщают и то и другое), вошел к нему с мечом. В той части дома, где лежал Марий, было мало света, и в полутьме солдату показалось, будто глаза Мария горят ярким огнем, а из густой тени его окликнул громкий голос: « Неужели ты дерзнешь убить Гая Мария?» Варвар тотчас убежал, бросив по пути меч, и в дверях завопил: « Я не могу убить Гая Мария!» Всех граждан обуял ужас, ему на смену пришли жалость и раскаяние в беззаконном решении, которое они приняли, позабыв о благодарности спасителю Италии, не помочь которому - тяжкое преступление. « Пусть беглец идет куда угодно и в другом месте претерпит все, что ему суждено. А мы должны молиться, чтобы боги не покарали нас за то, что мы изгоняем из города Мария, нагого и преследуемого» . С такими мыслями все должностные лица вместе вошли к Марию и, окружив его, отвели к морю. Хотя каждый готов был чем-нибудь услужить ему и все очень спешили, по пути все же вышла задержка. Дело в том, что дорогу к морю преграждала посвященная Марике роща, которую там чтили, как святыню, и заботились, чтобы ничто внесенное в нее не выносилось обратно. Чтобы обойти ее кругом, нужно было потратить много времени, и тогда один из старейших провожатых вскричал, что ни одна дорога не заповедна, если по ней идет к спасению Марий, первым взял на плечи часть поклажи, которую несли на корабль, и прошел через рощу. 40. Добрая воля спутников помогла быстро собрать все необходимое, некий Белей предоставил Марию судно, а потом, изобразив все эти события на картине, посвятил ее в храм.
Взойдя на корабль, Марий отчалил и, по счастливой случайности, попутный ветер привел его на остров Энарию, где он нашел Грания и остальных друзей, с которыми отплыл в Африку. Из-за недостатка воды Марий со спутниками вынужден был пристать в Сицилии близ Эрика. Эти места охранялись римским квестором, который едва не захватил высадившегося на берег Мария и убил шестнадцать человек, посланных им за водой. Марий поскорее отчалил и переправился на остров Менинг, где впервые узнал, что его сын спасся вместе с Цетегом и теперь держит путь к Гиемпсалу, царю нумидийцев, просить у него помощи. Ободренный этими известиями, Марий отважился переплыть с острова на Карфагенскую землю. Наместником Африки был тогда бывший претор Секстилий, человек, которому Марий не сделал ни зла, ни добра и от которого ожидал сочувствия и поддержки. Однако, едва Марий с немногими спутниками сошел на берег, его встретил посланец наместника и сказал: « Претор Секстилий запрещает тебе, Марий, высаживаться в Африке, а иначе он встанет на защиту постановлений сената и поступит с тобой, как с врагом римского народа» . Услышав это, Марий был так удручен и опечален, что не мог вымолвить ни слова и долго молчал, мрачно глядя на вестника. Когда же тот спросил, что передать претору, Марий ответил с громким стоном: « Возвести ему, что ты видел, как изгнанник Марий сидит на развалинах Карфагена» . Так в назидание наместнику он удачно сравнил участь этого города с превратностями своей судьбы.
Между тем Гиемпсал, царь нумидийский, не зная, на что решиться, с почетом принял Мария-младшего и его спутников, но всякий раз, как они собирались уезжать, удерживал их под каким-либо предлогом, и было ясно, что все эти отсрочки нужны ему для недоброго дела. Однако на помощь пришел случай. Марий-младший был очень красив, и одну из царских наложниц весьма огорчала его незаслуженно тяжкая судьба; эта жалость явилась началом и причиной любви. Марий сперва отверг влюбленную, но потом, видя, что другого пути к бегству нет и что влюбленной движет чувство более глубокое, чем бесстыдная жажда наслаждений, он принял ее любовь и с помощью этой женщины бежал вместе с друзьями и прибыл к отцу. После первых приветствий оба пошли вдоль моря и увидели дерущихся скорпионов, и Марию это показалось дурным предзнаменованием. Тотчас же взойдя на рыбачье судно, они переправились на Керкину, остров, лежащий вблизи материка, и едва успели отчалить, как увидели всадников, посланных царем вдогонку и явившихся на то место, с которого они только что отплыли. Так Марий избег еще одной опасности, ничуть не меньшей, чем все прочие.
41. Из Италии стали доходить слухи, что Сулла отправился из Рима в Беотию воевать с полководцами Митридата, а между консулами пошли раздоры, окончившиеся вооруженной борьбой. В битве Октавий одержал верх и изгнал Цинну, стремившегося к тираннии, и вместо него поставил консулом Корнелия Мерулу; Цинна же тотчас пошел на них войной, набрав войско в Италии. Марий, узнав об этом, решил немедленно плыть на родину. Взяв из Африки небольшое число мавританских всадников, а также беглецов, явившихся к нему из Италии (тех и других вместе было не более тысячи), Марий отплыл и прибыл в этрусский город Теламон, где объявил, что даст свободу рабам, а также убедил присоединиться к нему самых молодых и крепких из свободных пастухов и земледельцев, которые сбежались к морю, привлеченные его славой. Так за несколько дней он собрал большой отряд, которым заполнил сорок кораблей. Зная, что Октавий - человек благородный, желающий править законным образом, а Цинна находится у Суллы под подозрением и настроен враждебно к установленным им порядкам, Марий решил присоединиться с войском к Цинне и послал известие, что готов подчиняться ему, как консулу. Цинна согласился и, назначив Мария проконсулом, отправил ему фасции и прочие знаки власти, но Марий заявил, что в его участи не подобает принимать их, и, одетый в грязное платье, не стриженный со дня изгнания, он, несмотря на свои семьдесят с лишним лет, пешком отправился к Цинне, желая вызвать сострадание. Но к жалости примешивался ужас, который он всегда внушал своим видом: и в унижении видно было, что дух его не только не сломлен, но еще более ожесточен переменой судьбы. 42. Поздоровавшись с Цинной и обратившись с приветствием к солдатам, Марий немедля взялся за дело, и все сразу же пошло по-иному.
Прежде всего его корабли отрезали подвоз хлеба и, грабя купцов, он сделался хозяином всех товаров. Затем он напал с моря на прибрежные города и захватил их. Наконец, с помощью предательства он взял самоё Остию, разграбил ее, убив множество людей, а затем перегородил мостом Тибр и полностью отрезал путь тем, кто вез с моря припасы для его врагов. После этого он подошел с войском к Риму и занял холм, именуемый Яникулом. Октавий вредил делу не столько своей неопытностью, сколько стремлением всегда соблюдать законность, ради которой он упускал все, что могло принести пользу: например, многие советовали ему призвать рабов, пообещав им свободу, но он отказался, заявив, что не отдаст рабам родину, доступ в которую во имя защиты законов он возбраняет Гаю Марию. Когда в Рим прибыл Метелл, сын Метелла, бывшего полководцем в Африке и изгнанного по вине Мария, все решили, что он более способен возглавить войско, чем Октавий, и солдаты, бросив Октавия, пришли к нему, моля взять власть и спасти город и уверяя, что под началом человека опытного и деятельного они будут хорошо сражаться и одержат победу. Когда же Метелл, негодуя, приказал им возвратиться к консулу, они ушли к врагу. И Метелл, отчаявшись в судьбе Рима, также удалился. А Октавия какие-то халдейские прорицатели, гадатели по сивиллиным книгам и жрецы убедили, что все будет хорошо, и удержали в городе. Вообще, кажется, этот человек, во всех делах превосходивший благоразумием прочих римлян, не запятнавший достоинство консульской власти благосклонностью к льстецам, верный законам и нравам предков, которые он соблюдал неукоснительно, словно непререкаемые правила, этот человек питал особую слабость к гаданию и больше времени проводил с шарлатанами и прорицателями, чем с людьми государственными или полководцами. Еще прежде, чем Марий взял город, высланные им вперед солдаты стащили консула с возвышения для ораторов и закололи; при этом, как рассказывают, за пазухой у убитого нашли халдейский гороскоп. И вот что кажется весьма странным: оба знаменитых мужа были привержены к гаданию, но Марию это принесло спасение, а Октавию - гибель.
43. При таком положении дел собравшийся сенат отправил к Марию и Цинне послов просить их войти в город и пощадить граждан. Цинна, который как консул принял послов, сидя на должностном кресле, дал им милостивые ответы, но Марий, стоявший рядом с креслом, не проронил ни звука, суровым выражением лица и мрачным взглядом давая понять, что скоро наполнит город резнею. Когда же их войска поднялись с места и двинулись на город, Цинна, окруженный телохранителями, вошел в Рим, а Марий остановился перед воротами и, прикрывая гнев иронией, заявил, что он, мол, изгнанник и закон запрещает ему возврат на родину, а если кто-нибудь нуждается в его присутствии, то нужно новым постановлением отменить прежнее, изгнавшее его. Так он медлил, словно послушный законам гражданин или словно ему предстояло войти в свободный город. Народ созвали на форум, но не успели три или четыре трибы подать голоса, как Марий, отбросив притворство и все речи об изгнании, двинулся в город в сопровождении отборной стражи из преданных ему рабов, которых он называл « бардиеями» . Многих они убили по приказу или по знаку Мария, а Анхария, сенатора и бывшего претора, повалили наземь и пронзили мечами только потому, что Марий при встрече не ответил на его приветствие. С тех пор это стало служить как бы условным знаком: всех, кому Марий не отвечал на приветствие, убивали прямо на улицах, так что даже друзья, подходившие к Марию, чтобы поздороваться с ним, были полны смятения и страха. Когда множество граждан было перебито, Цинна насытился резней и смягчился, но Марий, с каждым днем все больше распаляясь гневом и жаждой крови, нападал на всех, против кого питал хоть какое-нибудь подозрение. Все улицы, весь город кишели преследователями, охотившимися за теми, кто убегал или скрывался. В это время стало ясно, что в превратностях судьбы нельзя полагаться на узы дружбы или гостеприимства: ведь лишь немногие не выдавали палачам друзей, искавших у них убежища. Потому достойны удивления и восхищения рабы Корнута, которые спрятали своего господина дома, а потом, повесив за шею одного из многочисленных мертвецов и надев ему на палец перстень, показали его телохранителям Мария и после этого пышно похоронили, словно своего господина. Никто не заподозрил обмана, и Корнут был тайком перевезен рабами в Галлию.
44. Благородного друга нашел и оратор Марк Антоний, но все же злая судьба настигла его. Друг этот был человек простой и бедный; дружелюбно принимая одного из первых римлян и потчуя его тем, что было в доме, он послал раба в ближайшую лавочку за вином. Когда раб стал заботливо пробовать купленное и требовать вина получше, торговец спросил, почему это он покупает не молодое и простое вино, как обычно, а более изысканное и дорогое. Тот отвечал ему прямо, как близкому знакомцу, что хозяин угощает Марка Антония, который прячется у него. Торговец, человек нечестивый и гнусный, едва раб ушел, поспешил к Марию и, введенный в покой, где в это время пировал Марий, пообещал выдать Антония. Рассказывают, что Марий, услышав это, громко закричал, захлопал в ладоши от радости и чуть было сам не вскочил из-за стола и не побежал к указанному месту, однако друзья удержали его, и тогда он послал Анния с солдатами, приказав им поскорее принести голову Антония. Анний остался у дверей, а солдаты по лестницам влезли в дом и, увидев Антония, стали выталкивать один другого вперед и побуждать друг друга убить его. И, как видно, в речах этого человека было такое обаяние и прелесть, что, когда он заговорил, моля пощадить его, ни один из солдат уже не смел не только приблизиться, но хотя бы поднять глаза, и все стояли, потупив взоры, и плакали. Удивленный задержкой, Анний поднялся в дом и, увидев, что Антоний держит речь, а солдаты слушают, смущенные и взволнованные, обругал их, подбежал к оратору и отрубил ему голову.
А Лутаций Катул, который был коллегой Мария по консульству и вместе с ним получил триумф за победу над кимврами, после того как Марий ответил просившим и молившим за него: « Он должен умереть» , - заперся у себя в доме, зажег угли и задохнулся в дыму.
При виде разбросанных по улицам и попираемых ногами обезглавленных трупов никто уже не испытывал жалости, но лишь страх и трепет. Больше всего народ удручали бесчинства бардиеев. Они убивали хозяев в их домах, бесчестили детей и насиловали жен, и до тех пор не удавалось положить конец грабежам и убийствам, пока Цинна и Серторий, сговорившись, не напали со своими сторонниками на лагерь бардиеев и, захватив их во время сна, всех перебили.
45. Между тем, словно переменился ветер, отовсюду стали приходить известия, что Сулла, завершив войну с Митридатом и отвоевав провинции, плывет с большим войском на Рим. Это на краткое время остановило насильников, полагавших, что война вот-вот приблизится к ним, и дало гражданам передышку в их несказанных бедах. Марий был в седьмой раз избран консулом и, едва вступив в должность, в январские календы - это первый день года - сбросил со скалы некоего Секста Лициния; все сочли это грозным предвестьем нависших над городом и гражданами бед. Сам Марий, изнуренный трудами, обремененный заботами, был уже слаб; его душа трепетала при мысли о новой войне и новых сражениях, весь ужас и тягость которых он знал по опыту. Думал он и о том, что не Октавий и Мерула, предводители нестройных толп мятежного сброда, грозят ему, а наступает сам Сулла, когда-то изгнавший его из отчизны, а теперь оттеснивший Митридата к Понту Эвксинскому. Перед его глазами вставали долгие странствия, опасности, преследования, гнавшие его по земле и по морю, и, сломленный этими мыслями, он впал в отчаяние. Его одолевали ночные страхи и кошмары, ему казалось, что он непрерывно слышит голос, твердящий:
Больше всего страшась бессонницы, Марий предался непристойному в его возрасте пьянству, желая таким способом призвать сон, избавляющий от забот. Наконец с моря прибыл вестник, и новые страхи, отягчившие его ужас перед грядущим и отвращение к настоящему, явились последней каплей, переполнившей чашу. У него началось колотье в боку, как сообщает философ Посидоний, утверждающий, что сам навещал Мария и беседовал с ним, уже больным, о делах своего посольства . А некий Гай Пизон, историк, сообщает, что Марий, после обеда, гуляя с друзьями, стал перечислять свои подвиги с самого начала и рассказывать обо всех счастливых и несчастливых переменах в своей участи и при этом сказал, что неразумно и дальше верить в удачу, а потом, попрощавшись со всеми, лег и, пролежав не поднимаясь семь дней, умер. Некоторые рассказывают, что во время болезни обнаружилось все его честолюбие, которое привело к нелепой мании: ему чудилось, будто он послан военачальником на войну с Митридатом, и потому он проделывал всякие телодвижения и часто издавал громкие крики и вопли, как это бывает во время битвы. Вот какую жестокую, неутолимую страсть к воинским подвигам поселили в его душе властолюбие и зависть. Потому-то Марий, проживший семьдесят лет, первым из римлян семь раз избранный консулом, накопивший в своем доме богатства, не уступающие царским, оплакивал свою судьбу, посылающую смерть прежде, чем он достиг всего, чего желал.
46. А вот Платон, умирая, восхвалял своего гения и свою судьбу за то, что, во-первых, родился человеком, во-вторых, эллином, а не варваром и не бессловесным животным, а также и за то, что жить ему пришлось во времена Сократа. И Антипатр Тарсский точно так же перед кончиною перечислил все, что с ним случилось хорошего, не забыв при этом даже удачное плавание из родного города в Афины, ибо каждый дар благосклонной судьбы он считал за великую милость и все сохранил в памяти, потому что у человека нет более надежной кладовой для всяческих благ. У людей же неразумных и беспамятных все случившееся с ними уплывает вместе с течением времени, и, ничего не удержав, ничего не накопив, вечно лишенные благ, но полные надежд, они смотрят в будущее, не замечая настоящего. И хоть судьба может и не дать их надеждам сбыться, а все хорошее, что было в прошлом, неотъемлемо, - тем не менее они проходят мимо верных даров судьбы, грезят о ненадежном будущем и в результате получают по заслугам. Пренебрегая разумом и образованием - единственной твердой основой всех внешних благ, они собирают и копят лишь эти блага и никогда не могут насытить алчность своей души.
Марий умер на семнадцатый день своего седьмого консульства. Римом тотчас овладела огромная радость, все ободрились, избавившись от тяжкой тираннии, но спустя немного дней они узнали, что ими правит новый, уже не престарелый, а цветущий и сильный деспот - Марий, сын умершего, который, проявив страшную жестокость и свирепость, умертвил многих знатных и славных римлян. Сперва его считали воинственным и отважным и называли сыном Ареса, но затем он делами обнаружил свой нрав, и его прозвали сыном Афродиты. Осажденный Суллой в Пренесте, он тщетно пытался избежать гибели и после падения города, оказавшись в безвыходном положении, покончил с собой.
… - Марий командовал как консул текущего 101 г.,
|
Гай Марий (157-87 гг. до н. э.) - выдающийся политический деятель и полководец Римской республики. Впервые он прославился во время Югуртинской войны в Африке, когда смог в 105 г. до н. э. разгромить коварного царя Нумидии Югурту, который, терпя поражения от римлян, добивался успехов, подкупая римских полководцев и должностных лиц. Вернувшись в Рим, Марий провел военную реформу. Раньше римская армия была ополчением землевладельцев - членов римской общины. Однако теперь уже не все римляне имели землю. Марий стал набирать на службу добровольцев - римских граждан и союзников Рима. Солдат получал оружие, плату, а после окончания службы ему обещали земельный участок. Сразу же повысилась боеспособность войска. Росла и популярность Мария. Вопреки законам, его несколько лет подряд избирают консулом. В 102 г. до н. э. Марий с новой армией разбил многочисленные и свирепые племена тевтонов, а в 101 г. кимвров. Марий стал самым могущественным человеком Рима. Однако в начавшейся вскоре политической борьбе, одной из причин которой были противоречия по вопросу о наделении землей ветеранов Мария, он проявил колебания, в решительный момент не поддержал своих сторонников и оказался в изгнании в Малой Азии. Затем он вернулся в Рим и вновь окунулся в политическую и военную деятельность.
Вскоре в Риме началась гражданская война. Власть захватил диктатор Сулла, устроивший страшную резню в Риме. Марий был в числе его противников. Его схватили, приговорили к смерти, но он бежал из тюрьмы и скрылся в Африке. Затем Сулла во главе с армией отбыл на войну с царем Понта. Противники его диктатуры во главе с Марием собрали войско и в 87 г. до н. э. захватили Рим, истребив сторонников Суллы. Марий, вновь став консулом, восстановил прежние демократические порядки, провел ряд мер в интересах плебеев и широких слоев населения Италии, которые получили к тому времени права римских граждан. Вскоре Марий умер, но его сторонники еще несколько лет держались в Риме до возвращения Суллы.
Военная служба Мария началась в Испании под командованием Сципиона Эмилиана во время войны с Нуманцией. В 119 году до н.э. Марий добился в Риме должности народного трибуна и провел ряд законов в пользу плебса . Затем он был избран претором и получил в управление Внешнюю Испанию. Свое положение в Риме Марий упрочил, женившись на аристократке из рода Юлиев, тетке Юлия Цезаря .
В качестве легата при полководце Цецилии Метелле Марий принимал участие в войне с нумидийским царем Югуртой. В 108 году до н. э. он покинул Северную Африку и отплыл в Рим, чтобы выставить свою кандидатуру на консульских выборах. Марий обратился к римскому народу с обещанием успешно закончить войну и захватить Югурту живым или мертвым. Избранный консулом, Марий провел военную реформу, которой суждено было оказать решающее влияние на судьбу республиканского Рима. Он отменил имущественный ценз при наборе в армию, тем самым сделав первый шаг к превращению народного ополчения сограждан в наемное войско. Солдаты в армии Мария получали жалование и полное снаряжение за счет государства; срок их службы длился 16 лет и не зависел от того, велась ли в это время война. Марий усилил военную дисциплину: солдаты должны были постоянно проходить учения, работать в лагере, строить дороги и линии укреплений. Воины-профессионалы получили в народе прозвище «мариевых мулов», что подчеркивало изменение в отношениях полководца и войска. Целиком зависящие от военачальника, солдаты стремились к новым походам, сулящим им военную добычу, готовы были под его командованием выступать не только против внешнего врага, но и против сограждан. Марий говорил, что консульство - это трофей, с боем взятый им у изнеженной римской знати: ведь он может похвастаться перед народом лишь своими собственными ранами, а не чередой изображений умерших предков.
Марий выполнил свое обещание с победой завершить войну в Северной Африке и триумфально отметил это событие 1 января 104 года до н.э. Однако самого царя Югурту захватил не он, а молодой аристократ Луций Корнелий Сулла . Честолюбивый Марий ни с кем не хотел делить свою славу победителя. Плутарх указывал, что эта вражда, «столь незначительная и по-детски мелочная в своих истоках, привела через кровавые усобицы и жесточайшие смуты к тирании и полному расстройству дел в государстве».
В 104 году до н.э. Марию была поручена борьба с германскими племенами, надвигавшимися на Северную Италию. Он был избран консулом и вопреки обычаю пять лет удерживал за собой верховную власть (104-100 до н.э.). В 102 году до н.э. при Аквах Секстиевых Марий разбил тевтонов, в следующем 101 году до н.э. одержал победу над кимврами в битве при Верцеллах. «Простой народ называл его третьим основателем города; за праздничной трапезой с женой и детьми каждый посвящал начатки яств и совершал возлияние Марию наравне с богами» (Плутарх).
Начало 1 века до н.э. ознаменовалось в Риме столкновениями между оптиматами , сторонниками старой сенатской аристократии, и популярами, искавшими поддержки у плебса. Желая заслужить признание сената, Марий в 100 году до н.э. подавил выступление Луция Сатурнина, ратовавшего за предоставление ветеранам земельных наделов. Тем не менее сенат не изменил своего полупрезрительного отношения к Марию.
В начале 80-х годов до н. э. Рим готовился к войне с понтийским царем Митридатом VI Евпатором . Было очевидно, что тому, кто поведет армию на Митридата, обеспечена поддержка войска и богатые завоевания на Востоке. Борьба за консульскую власть принесла победу давнему сопернику Мария Луцию Корнелию Сулле. Марию удалось, опираясь на всех противников сената, добиться смены командования. Армия Суллы решила, что вновь назначенный полководец наберет новое войско, и потребовала расправы над сторонниками Мария. Впервые в истории Рима город был взят своим же войском, союзники Мария рассеялись, а сам он вместе с сыном принужден был скрываться.
Когда Сулла с войском покинул Италию и отправился в поход на Восток, Марий набрал свое войско и осадил Рим. Его поддержал один из консулов 87 года до н.э. Луций Корнелий Цинна ; другой консул, Гней Октавий, был стронником Суллы и руководил обороной города. Не вынесшие тягот осады, жители Рима взбунтовались и убили Октавия. Сенат отправил к Марию и Цинне послов с просьбой пощадить сограждан, на что Марий ответил, что ему, изгнаннику, войти в город запрещает закон. Народное собрание едва успело отменить свое постановление об изгнании Мария, когда его войска вступили в Рим. Телохранители Мария убивали всех, на кого он показывал рукой. «С каждым днем Марий, все больше распаляясь гневом и жаждой крови, нападал на всех, против кого питал хоть какое-нибудь подозрение. Все улицы, весь город кишели преследователями, охотившимися за теми, кто убегал или скрывался» (Плутарх). Марий и Цинна были избраны консулами на 86 год. Это последнее, седьмое консульство, которое получил семидесятилетний Марий, продолжалось лишь 17 дней. Он скончался не выдержав напряжения борьбы за власть.
Военные реформы Мария - своего рода аксиома, которую, как правило, легко принимают на веру люди, начавшие интересоваться историей Древнего Рима. Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что качественные изменения и реорганизацию в римской армии того времени совершенно напрасно приписываются одному человеку.
Всем известные реформы Мария, которых не было
В ходе дискуссий на военно-исторических форумах автору неоднократно приходилось сталкиваться с апелляцией участников к «реформе Мария». Этот же концепт присутствует в популярной и даже специальной литературе, причём авторы далеко не всегда берут на себя труд объяснить его содержание. Как среди историков-любителей, так и среди профессионалов преобладает отношение к «реформе Мария» как общеизвестному факту, не требующему специальных доказательств. На самом деле военная реформа, связываемая с именем Мария, является искусственным концептом, объединяющим явления и процессы, развивавшиеся на протяжении длительного времени и зачастую вне всякой связи с именем этого военачальника и политического деятеля.
Предполагаемое изображение Гая Мария из коллекции Античного собрания, Мюнхен
Широкая околоисторическая общественность связывает «реформы Мария» с начальной стадией профессионализации римской армии. Персональная заслуга в этом процессе обычно приписывается самому Марию, который выступает в качестве создателя армии нового типа. Среди осуществлённых им военных нововведений обычно перечисляют следующие:
- переход к комплектованию армии из малообеспеченных слоёв пролетариата;
- организация постоянных легионов, размещавшихся на территории завоёванных провинций;
- изменения в организационной структуре легионов, упразднение прежнего деления на манипулы, введение когорт в качестве новых штатных единиц; исчезновение деления легионеров на гастатов, принципов и триариев;
- введение единообразного снабжения солдат. Проанализируем каждую из перечисленных реформ на предмет их соответствия деятельности Мария.
1. Комплектование
Из всех «реформ Мария» важнейшие последствия имеет переход к военному набору пролетариев. Информация о предпринятом Марием наборе бедноты базируется на прямых указаниях Саллюстия, (Sall. Jug., 86, 2), Геллия (Gell., XVI, 10, 14), Плутарха (Plut. Mar., 9), Валерия Максима (Val. Max. II, 3, 1), Флора (Flor., I, 36, 13). Саллюстий и Плутарх датируют это мероприятие первым консульством Мария в 107 г., Геллий хотя и принимает ту же дату, но упоминает о традиции, датировавшей это мероприятие 105 г. Чтобы выяснить, какие мероприятия осуществил Марий, по каким причинам и с какими последствиями, следует кратко остановиться на правилах набора в римскую армию.
Согласно конституции Сервия Туллия, римский народ делился на пять имущественных разрядов, каждый из которых выставлял определённое количество воинов. За пределами пяти разрядов (соответственно выражению источников «infra classem » ) находились неимущие граждане, не обладавшие достаточным состоянием, чтобы самостоятельно приобрести оружие. Ливий сообщает, что к числу пролетариев относились те, чьё имущество оценивалось менее чем в 11 000 ассов, т.е. минимальная планка для пятого имущественного разряда. Пролетариев призывали только при объявлении чрезвычайного положения: во время войны с Пирром в 281 г. до н.э., (Gell., XVI, 10, 1; Oros., IV, 1, 3; Aug., De civ. Dei, III, 17), после поражения у Тразименского озера и при Каннах (Liv., XXII, 11, 8; XXII, 59). При обычных обстоятельствах они служили во флоте (Liv., XXII, 11, 8; Polyb., VI, 19, 3). Такое положение сохранялось вплоть до II Пунической войны.
Полибий, описывая римскую армию около 160 г. до н.э., сообщает, что минимальным имущественным цензом для службы в армии является сумма в 4000 римских ассов (Polyb., VI, 19, 2). Эта сумма в 2,5 раза ниже той, которую указывает Ливий. Расхождение цифр исследователи считают результатом понижения имущественной планки для военнообязанных граждан V разряда. Э. Габба предложил датировать это мероприятие началом II Пунической войны. Он указал на данные Ливия о призыве пролетариев на военную службу в 217 и 214 гг. до н.э. и на неожиданное отсутствие этих данных для последующего времени. Ливий сообщает о призыве вольноотпущенников, об освобождении рабов, но ничего не говорит о римских пролетариях. Это умалчивание объясняется понижением имущественной планки для военного набора, что позволяло сенату рекрутировать верхушку пролетариата без объявления чрезвычайного положения. Скорее всего, пролетарии служили легковооружёнными велитами, впервые появившимися на кампанском театре военных действий в 212 г. (Val. Max. II, 3, 3).
Проведение ценза на рельефном фризе алтаря Домиция Агенобарба II–I вв. до н.э. В левой части изображения гражданин под присягой сообщает цензору сведения о членах своей семьи и принадлежащем ему имуществе. Лувр, Париж
Сумма в 4000 ассов также не является окончательной. Цицерон в середине I в. до н.э. утверждает, что граница между гражданами V имущественного класса и пролетариями проходит по сумме в 1500 ассов (Cic. De Rep., II, 40; Gell., XVI, 10, 10) 3). Хотя Цицерон приписывает подобное положение вещей эпохе Сервия Туллия, очевидно, что уменьшение указанной Полибием суммы ценза в 4000 римских ассов произошло только во второй половине II в. до н.э. Чрезвычайно заманчивым представляется связать это мероприятие с действиями Мария, но наиболее распространённой к настоящему моменту является другая гипотеза. Э. Габба предложил датировать это событие 123 г. и связать его с военным законодательством Гая Гракха. Привлечение пролетариев к военной службе дополнялось законами о вооружении рекрутов за государственный счёт и о минимальном призывном возрасте в 17 лет, что должно было защитить новый класс военнообязанных от злоупотреблений (Plut. Grach., 26, 5). В 109 г. некоторые из этих законов оказались отменены (Asc. In Corn. P.54, 25), однако нижняя планка призывного разряда так и осталась на уровне 1500 ассов.
Данное предположение кажется убедительным и заслуживает большего доверия, чем гипотеза, приписывающая авторство этого нововведения Марию. Все источники, находящиеся в нашем распоряжении, отмечают необычный характер предпринятого Марием набора. Прежде всего, оговоримся, что ни в 107 г., ни в два года спустя Марий не набирал новой армии. Он получал командование над действующей армией, набранной в первом случае Метеллом, во втором случае Рутилием Руфом. Марий набирал лишь пополнения, необходимые, чтобы восполнить потери. Их численность для армии из двух легионов вряд ли превышала 3000 человек. Сенат, по словам Саллюстия, охотно предоставил консулу возможность провести набор, втайне надеясь, что эта непопулярная мера ослабит его авторитет среди простонародья. Марий, раскусив этот замысел, не стал прибегать к обычному набору и навербовал себе добровольцев из числа социальных низов. Тем самым он сохранил поддержку народа и получил необходимые подкрепления (Sall. Jug., 86). Следует отметить, что Марий не создавал своими действиями исторического прецедента. Аналогичным образом ранее поступали и другие римские военачальники, находившиеся в сложных отношениях с Сенатом (App. Iber., 38).
2. Организация постоянных легионов, размещавшихся в завоёванных провинциях
Основной частью римской армии был легион. В VI–III вв. до н.э. легионы обычно создавались для одной кампании и включали воинов одного набора. По окончании летней кампании легион распускался, а весной набирался заново. В обычных условиях армия состояла из четырёх легионов, которыми командовали два консула. При необходимости вести длительные войны старые легионы не распускали, а из новобранцев весеннего призыва формировали дополнительные легионы. Так, во время II Пунической войны римская армия насчитывала 28 легионов. После 200 г. до н.э. она обычно состояла из 8 легионов, иногда меньше, иногда больше. С увеличением числа провинций количество легионов возрастало. От 2 до 4 легионов постоянно находилось в Испании, 2 в Цизальпинской Галлии, 2 в Македонии и Иллирии. В начале I в. до н.э. к числу провинций прибавились Африка, Киликия, Вифиния, а количество размещавшихся на их территории легионов достигло 14.
Единственное отличие этой практики от применявшейся в эпоху империи состояло в длительности военной службы солдат. Хотя любой римский гражданин был обязан служить в армии на протяжении 20 лет (Polyb., VI, 19, 4), на деле срок военной службы обычно составлял максимум 4–6 лет, после чего солдат старого призыва демобилизовывали и заменяли новым пополнением. Дольше других служили добровольцы, избиравшие карьеру профессиональных военных. Известным примером является Спурий Лигустин, который к достижению 50-летнего возраста служил 22 года в должности солдата и центуриона (Liv., XLII, 34). C ростом милитаризма Римской республики количество ветеранов в армии возрастало. Если в начале II в. до н.э. военная служба охватывала примерно треть взрослого населения Республики, то к середине следующего столетия служила уже половина мужчин.
Римские воины II–I вв. до н.э. на рельефе алтаря Домиция Агенобарба. Они носят бронзовый шлем с султаном из конского волоса, облачены в кольчуги и держат большой продолговатый щит. Лувр, Париж
Таким образом, в римской армии в ходе II–I вв. до н.э. существовала отчётливая тенденция к профессионализации. Легионы постепенно превращались в постоянные боевые единицы, в их рядах служили воины, большей частью имевшие опыт военных походов. Этот процесс имел сложный системный характер и ни в коей мере не являлся результатом деятельности одного человека.
3. Изменения в организационной структуре легионов
Вопреки распространённому мнению, когорты в римской армии появились задолго до Мария. Слово «когорта» имеет древнее происхождение и, возможно, связано со способом набора войска, практиковавшимся у италиков. Когорта неоднократно упоминается в качестве элемента строя как италийских противников Рима (Liv., II, 14, 3; X, 40, 6), так и самих римлян (Liv., II, 11, 8; IV, 27, 10). Анализ этого термина показывает, что в источниках под ним подразумеваются отдельные отряды, выделенные из массы войска для решения особой задачи. Когорты в испанской армии Сципиона, как правило, включали 3 манипулы пехоты, 3 илы конницы и легковооружённых велитов (Polyb., XI, 21, 1; 33, 1). При этом когорта оставалась временным образованием, распускавшимся по выполнении возложенной на неё задачи. Особо следует отметить отсутствие у когорт того периода собственного командира и знамени.
Воины испанских вспомогательных когорт I в. до н.э. Рельефы с монумента А из Осуны
Основной боевой единицей римской армии являлась центурия. У каждой центурии был свой командир и своё знамя. По центуриям римская армия выстраивалась на поле боя, располагалась в лагере, получала снаряжение и продовольствие. Манипула являлась объединением двух центурий. Командовал манипулой старший центурион, у манипулы имелась особая роль в боевом построении. Подобный порядок, сложившийся ещё в эпоху классической Республики, сохранялся до конца античности. Идея об упразднении Марием манипулярного порядка и замены его построением по когортам не выдерживает критики. С одной стороны, как письменные тексты, так и эпиграфические источники свидетельствуют о сохранении деления на манипулы и центурии в течение I в. до н.э. – III в. н.э. Те же данные свидетельствуют о сохранении прежних наименований гастатов, принципов, триариев (Caes. BC., I, 41; 44; Afr., 83). С другой стороны, никаких тактических изменений в это время также не происходило, т.к. на поле боя войска, как и раньше, продолжали выстраиваться по центуриям.
4. Введение единообразного снабжения солдат
Римский воин эпохи Республики должен был вооружаться на службу самостоятельно. Его снаряжение должно было соответствовать имущественному цензу. Богатые граждане служили в тяжёлой пехоте и вооружались полным доспехом, мечом и щитом, бедные носили неполный доспех или сражались в лёгкой пехоте. Во время ежегодных смотров должностные лица следили, чтобы рекрут не экономил на военном снаряжении. В случае необходимости оружие воину предоставляло государство, стоимость снаряжения затем вычиталась из жалования (Pol., VI., 39, 15). Обязанности по выплате стоимости вооружения тяжёлым бременем ложились на плечи малоимущих рекрутов. В 123 г. Гай Гракх попытался провести закон, по которому снабжение воинов оружием осуществлялось за государственный счёт (Plut. Grach., 26, 5). Однако этот закон вскоре был отменён, поскольку система вычетов из жалования стоимости солдатского снаряжения являлась обычной практикой эпохи принципата (Tac. Ann., I, 17, 6).
Увеличение численности римской армии и постепенное ухудшение благосостояния рекрутов всё чаще заставляли государство брать на себя функцию предоставления солдатам готовых партий вооружения и доспехов. Около 102 г. до н.э. в Риме строится Арсенал (Cic., Pro Rab., 20). Происходит концентрация военного производства, а продукция оружейников значительно стандартизируется, что демонстрируется археологическими находками этого времени. Эти процессы совершенно преобразовали внешний вид солдат. Если в армиях Мария и Суллы мы ещё застаём римских велитов, набранных из числа самых бедных призывных классов, то пятьдесят лет спустя, в армии Цезаря, функции лёгкой пехоты и кавалерии полностью осуществляли войска союзников. Легионеры составляли единородную категорию тяжеловооружённой пехоты.
Карикатурное изображение римских воинов на помпейской фреске I в. н.э. со сценой суда Соломона. Национальный музей Рима
С расширением экспансии и увеличением численности армии в Римской республике возникают процессы, которые искусственно объединяются историками в «реформу Мария». Эти процессы включают расширение класса военнообязанных римских граждан за счёт понижения планки имущественного ценза и призыва на военную службу бедняков ок. 212 и ещё раз ок. 123 гг. до н.э. Непрекращающиеся военные действия на территории провинций приводят к увеличению срока службы граждан, легионы фактически превращаются в постоянные гарнизоны, размещавшиеся на границе в готовности отразить нападение противника. Процент профессиональных солдат в их рядах непрерывно возрастает. Государство фактически берёт в свои руки функцию снабжения рекрутов оружием и военным снаряжением. Марий хотя и играл значительную роль в развитии этих процессов, сам не проводил активных реформ, способных форсировать или ослабить их ход. Потому они едва ли должны быть напрямую связаны с его именем.
Литература:
- Махлаюк, А. Римские войны / А. Махлаюк - М.: Центрполиграф, 2003 - C. 247; 263–271.
- Gabba, E. Republican Rome, the army, and the allies / E. Gabba - Los Angeles: California Press, 1976 - P. 5.
- Gabba, E. Republican Rome, the army, and the allies / E. Gabba - Los Angeles: California Press, 1976 - P. 7.
- Brunt, P. A. Italian manpower, 225 B.C.-A.D. 14 / P. A. Brunt - Oxford: University Press, P. 426–435. Smith, R. E. Service in post Marian Army / R. E. Smith - Manchester: University Press, I958 - P. 11–26.
- Токмаков, В. Н. Военная организация Рима Ранней Республики (VI - IV вв. до н.э.) / В. Н. Токмаков - М.: РАН, 1998 - с. 216–217