Г. Сенату , говорится: «учинить фискалов по всяким делам, а как быть им пришлется известие» . Через 3 дня, 5 марта, новым указом повелевалось учредить должность обер-фискала ; он должен был иметь тайный надсмотр над всеми делами; ему надлежало следить за тем, не учинялся ли где-либо неправый суд, не совершалось ли незаконного «в сборе казны и прочего» . «Кто неправду учинит» , на того обер-фискал должен был донести в Сенат, и если он действительно уличал виновного, то половина штрафа шла в пользу казны, а половина - в пользу фискала.

Обер-фискал был высшим должностным лицом по тайному надзору за делами; в губерниях были провинциал-фискалы , по одному для каждой отрасли управления; они имели «под собой» «низших», городских. О них всех говорилось, что они «имеют во всём такую же силу и свободность, как и обер-фискалы» .

Высокое положение отнюдь не гарантировало от тайного надзора и вызова в Сенат; ему подлежали все, «какой высокой степени ни есть» . Высокопоставленные лица могли привлекаться только обер-фискалом; это было единственным различием в степени власти обер-фискала и рядовых фискалов.

С учреждением коллегий появились коллежские фискалы , по одному при каждой коллегии.

В августе г. Н. М. Зотов назначен был государственным фискалом , то есть «надсмотрителем, дабы никто от службы не ухоранивался и прочего худа не чинил» .

Но злоупотреблений чинилось очень много, и простор для них был большой. Провинциальные фискалы не зависели от местных властей и подчинены были своему начальству, обер-фискалу. Обязанные доносить, они не преследовались за доносы неверные; в указе прямо сказано: «буде же не уличить (виновного, перед Сенатом), то отнюдь фискалу в вину не ставить ниже досадовать, под жестоким наказанием и разорением всего имения» .

Известна выходка Стефана Яворского против этого учреждения. 17 марта г. он в проповеди сделал очень ясные намеки на него: «закон Господень непорочен, а законы человеческие бывают порочны; а какой-то закон, например, поставити надзирателя над судами и дати ему волю кого хочет обличити, да обличит, кого хочет обесчестити, да обесчестит…» и т. д. Его слова не остались без влияния. 17-го марта г. вышло новое распоряжение, в котором сфера действий фискалов была определена гораздо точнее. Они должны были разоблачать всякие преступления указов, всякие взятки и кражи казны и все то, что может повести «ко вреду государственного интереса» , должны были возбуждать дела, на которые нет челобитчиков . За вмешательство в судные дела, возбужденные какой-либо из сторон, фискалы подвергаются наказанию. Преследуют их и за доносы, сделанные в корыстных целях; если донос окажется несправедливым, фискал несёт то наказание, какое понесло бы оговоренное им лицо, если бы было действительно виновно; наказывается фискал и в тех случаях, когда не донёс по своим корыстным соображениям.

Власть провинциальных фискалов трудно поддавалась контролю; обязанные раз в год объезжать города по губернии и подвергать проверке действия низших фискалов, провинциальные фискалы были облечены властью смещать их, подвергать взысканиям и т. п., что давало опять-таки повод к злоупотреблениям. В г. власть их была в значительной степени стеснена учреждением по всем губерниям прокурорских должностей. Прокуроры - этот уже открытый надзор за судом - не только ограничивали их контроль над судебными делами, но являлись и вообще посредствующей инстанцией между ними и обер-фискалом.

Институт фискалов, дискредитированный действиями своих должностных лиц, в особенности был подточен злоупотреблениями своих высших чиновников, обер-фискалов. Не помогло делу и учреждение при Екатерине I должности генерал-фискала . Верховный тайный совет при Петре II занят был разбирательством не только преступлений обер-фискалов, но и корыстных деяний генерал-фискалов.

При Анне Иоанновне фискалы были упразднены (). Особой пользы учреждение, имевшее целью тайный надзор за всеми жителями и всеми учреждениями, принести не могло; фискалы были всем ненавистны. Второй по времени обер-фискал, М. В. Желябужский , и его помощник А. Я. Нестеров вскоре по вступлении в должность обратились к царю с жалобой на Сенат, говоря, что там им приходилось очень плохо: сенатор Г. А. Племянников их иначе как «уличными судьями» и не называл, а князь Яков Долгорукий прямо величал антихристами и плутами .

Но долю пользы фискалы несомненно принесли. Знаменитые разоблачения Нестерова (относительно князя М. П. Гагарина , того же Долгорукова и др.) пролили свет на такие злоупотребления и преступления, которые без фискалов совершенно ускользнули бы от возмездия. Нестеров обратил также внимание на эксплуатацию богатыми купцами мелких торговцев; были назначены купеческие фискалы , обязанные тайно надсматривать за делами в этом сословии. Однако и Нестеров, этот самый деятельный и умный из высших должностных фискалов, не устоял в конце концов против искушения и был уличён во взяточничестве и укрывательстве.

Фискалы (воен.) - вслед за учреждением фискалов в гражданском ведомстве они по указу г. были введены в войсках. По Воинскому Уставу 1716 г. в полках и крепостях должны были состоять фискалы, при дивизиях - обер-фискалы в ранге майора , при армии - генерал-фискалы в ранге подполковника . По определению Воинского Устава фискал «есть смотритель за каждым чином, так ли всякой должности истиной служит и в прочих делах, вручённых ему, поступает» . Фискалы обязаны были проведывать и доносить о преступлениях, поддерживать обвинение на суде и наблюдать за соблюдением судами положенных в законе для рассмотрения дел сроков; о нарушениях казенного интереса фискалы должны были только сообщать комиссариату. В тех случаях, когда возведённое фискалами обвинение оказывалось неосновательным, они могли подлежать только лёгким наказаниям за неосмотрительность. Указом 22 февраля 1723 г. генерал-фискалы и обер-фискалы были повышены в рангах ввиду того, что в первое время фискалы выбирались «из самых нижних людей без свидетельств» и из числа обер-фискалов некоторые оказались виновными «в великих преступлениях и злодействах» : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Говорится: «учинить фискалов по всяким делам, а как быть им пришлется известие» . Через 3 дня, 5 марта, новым указом повелевалось учредить должность обер-фискала ; он должен был иметь тайный надсмотр над всеми делами; ему надлежало следить за тем, не учинялся ли где-либо неправый суд, не совершалось ли незаконного «в сборе казны и прочего» . «Кто неправду учинит» , на того обер-фискал должен был донести в Сенат, и если он действительно уличал виновного, то половина штрафа шла в пользу казны, а половина - в пользу фискала.

Обер-фискал был высшим должностным лицом по тайному надзору за делами; в губерниях были провинциал-фискалы , по одному для каждой отрасли управления; они имели «под собой» «низших», городских. О них всех говорилось, что они «имеют во всём такую же силу и свободность, как и обер-фискалы» .

Высокое положение отнюдь не гарантировало от тайного надзора и вызова в Сенат; ему подлежали все, «какой высокой степени ни есть» . Высокопоставленные лица могли привлекаться только обер-фискалом; это было единственным различием в степени власти обер-фискала и рядовых фискалов.

С учреждением коллегий появились коллежские фискалы , по одному при каждой коллегии.

В августе г. Н. М. Зотов назначен был государственным фискалом , то есть «надсмотрителем, дабы никто от службы не ухоранивался и прочего худа не чинил» .

Но злоупотреблений чинилось очень много, и простор для них был большой. Провинциальные фискалы не зависели от местных властей и подчинены были своему начальству, обер-фискалу. Обязанные доносить, они не преследовались за доносы неверные; в указе прямо сказано: «буде же не уличить (виновного, перед Сенатом), то отнюдь фискалу в вину не ставить ниже досадовать, под жестоким наказанием и разорением всего имения» .

Известна выходка Стефана Яворского против этого учреждения. 17 марта г. он в проповеди сделал очень ясные намеки на него: «закон Господень непорочен, а законы человеческие бывают порочны; а какой-то закон, например, поставити надзирателя над судами и дати ему волю кого хочет обличити, да обличит, кого хочет обесчестити, да обесчестит…» и т. д. Его слова не остались без влияния. 17-го марта г. вышло новое распоряжение, в котором сфера действий фискалов была определена гораздо точнее. Они должны были разоблачать всякие преступления указов, всякие взятки и кражи казны и все то, что может повести «ко вреду государственного интереса» , должны были возбуждать дела, на которые нет челобитчиков . За вмешательство в судные дела, возбужденные какой-либо из сторон, фискалы подвергаются наказанию. Преследуют их и за доносы, сделанные в корыстных целях; если донос окажется несправедливым, фискал несёт то наказание, какое понесло бы оговоренное им лицо, если бы было действительно виновно; наказывается фискал и в тех случаях, когда не донёс по своим корыстным соображениям.

Власть провинциальных фискалов трудно поддавалась контролю; обязанные раз в год объезжать города по губернии и подвергать проверке действия низших фискалов, провинциальные фискалы были облечены властью смещать их, подвергать взысканиям и т. п., что давало опять-таки повод к злоупотреблениям. В г. власть их была в значительной степени стеснена учреждением по всем губерниям прокурорских должностей. Прокуроры - этот уже открытый надзор за судом - не только ограничивали их контроль над судебными делами, но являлись и вообще посредствующей инстанцией между ними и обер-фискалом.

Институт фискалов, дискредитированный действиями своих должностных лиц, в особенности был подточен злоупотреблениями своих высших чиновников, обер-фискалов. Не помогло делу и учреждение при Екатерине I должности генерал-фискала . Верховный тайный совет при Петре II занят был разбирательством не только преступлений обер-фискалов, но и корыстных деяний генерал-фискалов.

При Анне Иоанновне фискалы были упразднены (). Особой пользы учреждение, имевшее целью тайный надзор за всеми жителями и всеми учреждениями, принести не могло; фискалы были всем ненавистны. Второй по времени обер-фискал, М. В. Желябужский, и его помощник А. Я. Нестеров вскоре по вступлении в должность обратились к царю с жалобой на Сенат, говоря, что там им приходилось очень плохо: сенатор Г. А. Племянников их иначе как «уличными судьями» и не называл, а князь Яков Долгорукий прямо величал антихристами и плутами .

Но долю пользы фискалы несомненно принесли. Знаменитые разоблачения Нестерова (относительно князя М. П. Гагарина , того же Долгорукова и др.) пролили свет на такие злоупотребления и преступления, которые без фискалов совершенно ускользнули бы от возмездия. Нестеров обратил также внимание на эксплуатацию богатыми купцами мелких торговцев; были назначены купеческие фискалы , обязанные тайно надсматривать за делами в этом сословии. Однако и Нестеров, этот самый деятельный и умный из высших должностных фискалов, не устоял в конце концов против искушения и был уличён во взяточничестве и укрывательстве.

Фискалы (воен.) - вслед за учреждением фискалов в гражданском ведомстве они по указу г. были введены в войсках. По Воинскому Уставу 1716 г. в полках и крепостях должны были состоять фискалы, при дивизиях - обер-фискалы в ранге майора , при армии - генерал-фискалы в ранге подполковника . По определению Воинского Устава фискал «есть смотритель за каждым чином, так ли всякой должности истиной служит и в прочих делах, вручённых ему, поступает» . Фискалы обязаны были проведывать и доносить о преступлениях, поддерживать обвинение на суде и наблюдать за соблюдением судами положенных в законе для рассмотрения дел сроков; о нарушениях казенного интереса фискалы должны были только сообщать комиссариату. В тех случаях, когда возведённое фискалами обвинение оказывалось неосновательным, они могли подлежать только лёгким наказаниям за неосмотрительность. Указом 22 февраля 1723 г. генерал-фискалы и обер-фискалы были повышены в рангах ввиду того, что в первое время фискалы выбирались «из самых нижних людей без свидетельств» и из числа обер-фискалов некоторые оказались виновными «в великих преступлениях и злодействах» . Полковым фискалам по штатам

В. Ключевский

Указом 5 марта 1711 г. Сенату предписано было выбрать обер-фискала, человека умного и доброго, какого бы звания он ни был, который должен над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, «тако ж в сборе казны и прочаго». Обер-фискал привлекал обвиняемого, «какой высокой степени ни есть», к ответственности перед Сенатом и там его уличал. Доказав свое обвинение, фискал получал половину штрафа с уличенного; но и недоказанное обвинение запрещено было ставить фискалу в вину, даже досадовать на него за это «под жестоким наказанием и разорением всего имения». Обер-фискал действовал посредством раскинутой по всем областям и ведомствам сети подчиненных ему фискалов. Так как по указу каждый город должен быть снабжен одним или двумя фискалами, а городов тогда считалось до 340, то всех таких сыщиков, столичных, провинциальных и городовых с ведомственными, по комплекту могло быть не меньше 500. Впоследствии сеть эта стала еще сложнее: во флоте явился свой обер-фискал с особыми подчиненными фискалами. Безответственность фискалов манила к произволу и злоупотреблениям, которые и не замедлили обнаружиться. Сам обер-фискал Нестеров, рьяный обличитель всяких неправд, не щадивший даже своих прямых начальников сенаторов, верховных блюстителей правосудия, не исключая и князя Я.Ф. Долгорукого, служебная корректность которого входила в пословицу, доведший своими обличениями до виселицы сибирского губернатора князя Гагарина, - этот самый воитель правды был уличен во взятках, засужен и присужден к смертной казни через колесование. Древнерусское судопроизводство допускало извет как частное средство возбуждения судного дела, но средство обоюдоострое: подводя оговариваемого под пытку, изветчик и сам мог ей подвергнуться. Теперь донос стал государственным учреждением, свободным от всякого риска. Постановка должности фискала вносила в управление и в общество нравственно недоброкачест-венный мотив. Великорусские архиереи, равнодушные да и неспособные к нравственному воспитанию своей паствы, по обычаю смолчали; но малоросс митрополит Стефан Яворский, блюститель патриаршего престола, не вытерпел и в 1713 г. в царский день в присутствии сенаторов прямо назвал в проповеди указ о фискалах порочным законом, прибавив к тому прозрачные и укоризненные намеки на образ жизни самого Петра. Сенаторы запретили Стефану проповедовать; но Петр не тронул своего высокосановного обличителя и даже, может быть, вспомнил его проповедь в 1714 г., дав фискальству в новом указе более осторожную и ответственную постановку и, между прочим, возложив на него прокурорскую обязанность разыскивать «дела народные, за которых нет челобитчика». Впрочем, впоследствии другой малоросс - Феофан Прокопович покрыл либеральный грех земляка, вставив в свой Духовный регламент стыдливое предписание, чтобы о церковных беспорядках и суеверных обычаях епископу доносили заказчики или нарочно определенные к тому благочинные, «аки бы духовные фискалы». Но скоро новоучрежденный Синод, оставив ложную стыдливость и ссылаясь на тот же Духовный регламент, ввел и в свое ведомство не «аки бы», а настоящих духовных фискалов, по образцу светских, только дал им другое, взятое из католической терминологии и более внятное духовному слуху звание инквизиторов, и предписал вербовать на эту должность «чистосовестных» людей, разумеется из монашеского чина. Иеромонах Пафнутий, строитель московского Данилова монастыря, был назначен протоинквизитором. Не ограничивая доноса кругом должностных отношений, законодательство Петра пыталось вывести его на более широкое поле действия. Фискальство было по закону вспомогательным орудием Сената; но сенаторы обращались с фискалами презрительно и грубо, потому что они доносили царю и на Сенат; князь Я. Долгорукий в Сенате обзывал их антихристами и плутами. Признавая чин фискала тяжелым и ненавидимым и принимая его под свою особую защиту, Петр хотел создать ему опору и в общественных нравах. Ряд всенародно объявленных указов, ополчаясь против грабительства и всякого лукавого посягательства на государственный интерес, призывал всякого чина людей «от первых даже и до земледельцев» без опасения приезжать и доносить самому царю о грабителях народа и повредителях интересов государственных; время для таких доношений - с октября по март; правдивый доноситель «за такую службу» получит движимое и недвижимое, даже чин преступника. По букве закона крестьянин князя Долгорукого, правдиво на него донесший, получал его усадьбу и чин генерал-кригспленипотенциара; а кто, прибавлял указ, ведая нарушителей указов, не известит, сам «будет без пощады казнен или наказан». Донос становился не для фискала только, но и для простого обывателя «службой», своего рода натуральной повинностью; обывательские совести отбирались в казну, как лошади в армию. Поощряемые штрафами, сыск и донос превращались в ремесло, в заработок и вместе со штрафом грозили стать самой деятельной охраной права и порядка, даже благопристойности.

Фискалат

Как указывалось выше, одновременно с организацией в 1711 году Сената была созданы должности фискалов. Впоследствии рядом указов была организована целая система фйскалата, завершенная в 1717 году. Фискалат первоначально должен был бйть органом тайного надзора.

В указе 5 марта 1711 г. предлагалось Сенату «выбрать обер-фискала , человека доброго и умного (из какого чина ни есть)». Здесь содержалось и определение его обязанностей: «должен он над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, також в сборе казны и прочего, и кто неправду учинит, должен фискал позвать его пред Сенат (какой высокой степени ни есть) и там его уличить». При успешности уличения половина штрафа с обвиненного шла в пользу фискала, неуличение не должно было «фискалу в вину ставить, ниже досадовать, под жестоким наказанием и разорением имения».

Под ведением обер-фискала должны были состоять провинциал-фискалы, а под ними «несколько нижних», которые «во всем таку ж силу и свободность имеют, как и обер-фискал, кроме одного, что вышнего судью или генерального штаба на суд без обер-фискала позвать не могут».

В начале 1712 года было указано, что фискалы ставятся под ведомство Сената, утверждалась их самостоятельность по отношению к губернаторам.

Петр угрожал сенаторам казнью, если они не будут рассматривать «фискальских доносов».

Не довольствуясь этим, Петр передавал эти доносы на рассмотрение и для производства о них розысков доверенным лицам, а именно - в так называемые «майорские канцелярии», позднее в тайную канцелярию

Указ 1715 года о «должности» фискала устанавливал более точно круг ведения и состав фискалата. При обер-фискале, а также при губернских (провинциальных) и городских фискалах учреждались по четыре должности помощников, из которых двое от купечества, «дабы могли тайно ведать купеческое сословие». Функции фискалов были определены так. «Действие же их сие есть - взыскание всех безгласных дел, то есть: 1) всякие преступления указов; 2) всякие взятки и кража казны и прочее, что ко вреду государственному интересу быть может, каково б оное имени ни было; 3) також и прочие дела народные, за которых нет челобитчиков, например, ежели какого приезжего убьют или наследник последний своей фамилии во младенчестве умрет без завету духовной предков его и прочие тому подобные безгласные дела, иже не имеют челобитчика о себе».

Этим указом значительно ограничивалась безнаказанность фискальских донесений. Сумма штрафа, идущая в пользу фискала, уменьшается до ^четверти. Теперь фискалы должны были проведывать о всех делах не только тайно, но и явно.

С учреждением коллегий все фискальские дела перешли из Сената в юстиц-коллегию, при которой состоял и обер-фискал. Согласно Генеральному регламенту при каждой коллегии также учреждались фискалы.

Генеральный регламент устанавливал, что в случае, «если он (фискал) за президентом (коллегии), или «то внебытность его. управляет, что противное увидит, о том должен донести генеральному фискалу».

Однако в это время и вплоть до 1723 года при Сенате не было генерал-фискала. С 1723 года генерал-фискал состоял при Сенате и числился в более высоком служебном ранге, чем ранее состоявший при сенате обер-фискал

При создании прокуратуры органы фискалата были подчинены надзору генерал-прокурора. Однако после назначения генерал-фискала последовал указ о том, чтобы все фискальские доношения направлялись этому последнему. До конца царствования Петра оба института существовали параллельно, причем в ряде случаев деятельность органов прокуратуры основывалась на фискальских материалах.

Фискалат в целом был упразднен Верховным тайным советом в 1729 г. путем увольнения наличных фискалов без назначения новых. Впрочем, остались фискалы «для купецких дел», а также военные фискалы.

Прокуратура как орган надзора

В январе 1722 года был назначен генерал-прокурор при Сенате, а в апреле того же года была издана «должность генерал-прокурора».

В ней точно перечислены функции генерал-прокурора Сената и обязанности его помощника, обер-прокурора. Здесь в первом же пункте подчеркивалось, что генерал-прокурор должен осуществлять надзор за деятельностью Сената. «Генерал-прокурор повинен сидеть в Сенате и смотреть накрепко, дабы Сенат свою должность хранил, и во всех делах, которые сенатскому рассмотрению и решению подлежат, истинно, ревностно и порядочно, без потеряния времени, по регламентам и указам отправлял...».

Тут подчеркивалась и необходимость проверки исполнения. Генерал-прокурор должен «накрепко смотреть, чтобы в Сенате не на столе только дела вершились, но самым действом по указам исполнялись, в чем он должен спрашивать у тех, кто на что указы получил, исполнено ль по них в такое время, в которое начало и совершенство оного исполнено быть может; и буде не исполнено, то ему ведать надлежит, для какой причины, невозможность ли какая помешала, или по какой страсти, или за леностью, и о том немедленно Сенату предлагать должен, для чего повинен иметь книгу, в которой записывать на одной половине, в которой день какой указ состоялся, а на другой половине записывать, когда, что по оному указу Исполнено, или не исполнено, и для чего, и прочие обстоятельства нужные вносить».

Пункт 2 предписывал в случае установления неисполнения Сенатом своих обязанностей «в тот же час... предлагать Сенату явно, с полным изъяснением, в чем они или некоторые из них не так делают, как надлежит, дабы исправили; а ежели не послушают, то должен в тот час протестовать, и оное дело остановить, и немедленно донесть нам, если весьма нужное...».

Закон предостерегает генерал-прокурора, что «ежели (он) какое неправое доношение учинит по какой страсти, то будет сам наказан по важности дела».

Закон устанавливает: «генерал и обер-прокуроры ничьему.суду не подлежат, кроме нашего». Однако у Сената остается право ареста при отлучке государя этих чинов и учинения над ними розыска в случае их измены (п. 9).

Генерал-прокурору принадлежит важное право законодательной инициативы в случае отсутствия «ясных указов» по каким- либо вопросам.

Пункт 11, как бы резюмируя все сказанное об обязанностях генерал-прокурора, указывает, что «сей чин, яко око наше и стряпчий о делах государственных», должен во всем «верно поступать». В противном случае, «перво на нем взыскано будет, и ежели в чем поманит, или инако каким образом ни есть должность свою ведением или волею преступит, то, яко преступник указа и явный разоритель государства, наказан будет».

Как бы опасаясь, что генерал-прокурор ввиду такой угрозы будет воздерживаться в сомнительных случаях от донесений, законодатель устанавливает безнаказанность всего, сделанного им не умышленно, а по ошибке: «понеже лучше доношением ошибиться, «ежели молчанием»

Генерал-прокурору была подчинена сенатская канцелярия и все делопроизводство.

Как было указано выше, органы фискалата должны были подчиняться генерал-прокурору. «Генерал-прокурор должен от фискалов доношения, о чем их должность есть... примать и предлагать сенату и инстиговать; также за фискалами смотреть и ежели что худо увидит - немедленно доносить сенату» (п. 4 «должности генерал-прокурора»)

В такое же отношение к прокурорам, состоящим при коллегиях и других учреждениях, ставились состоявшие при тех же учреждениях фискалы. В случаях бездействия прокуроров фискалы обязаны были доносить о том обер-фискалу, а тот - генерал-прокурору.

В 1722 году Сенату было велено выбрать, кроме генерал-прокурора также обер-прокурора для нахождения при нем и прокуроров, состоявших при всех коллегиях. При этом было разрешено выбирать кандидатов «из всяких чинов, понеже дело нужно есть».

В этом же году были назначены прокуроры при надворных судах, а затем при губернских учреждениях.

Прокуроры обязаны были следить за исполнением законов со стороны присутственных мест, напоминать судьям о их обязанностях и останавливать их несправедливые распоряжения. Для этого они присутствовали в заседаниях тех учреждений, при которых находились.

Прокуроры своим протестом останавливали решения присутственных мест и обязаны были доносить об этом генерал- прокурору не позже трех дней.

Состоя при отдельных учреждениях и наблюдая за законностью их действий, прокуроры не имели своей особой сферы деятельности. Надо подчеркнуть, что вне компетенции прокуроров лежало уголовное преследование как особый акт правительственной власти. Прокуроры наблюдали за течением уголовных дел таким же образом, как и за всеми другими делами, производившимися в различных учреждениях.

До упразднения фискалата можно еще говорить о некотором руководстве прокурорами «обвинительной» деятельностью фискалов, обязанных доносить о всяких преступлениях. Но с упразднением фискалата и прокуроры перестали в какой-либо мере влиять на возбуждение уголовного преследования. Оно находилось в руках полиции и судей-следователей.

Все чины прокуратуры не стояли в иерархической зависимости друг от друга, они непосредственно подчинялись генерал- прокурору. Они являлись как бы «оком генерал-прокурора» на местах, от него получали указания. Он обязан был «смотреть над всеми прокуроры, дабы в своем звании истинно и ревностно поступали, а ежели кто в чем преступит, то оных судить в Сенате»

Помимо Сената, ни присутственные места, ни даже генерал- прокурор не могли подвергать прокуроров взысканиям. На практике эта независимость иногда нарушалась удержанием жалованья у провинившихся, но Сенат рассматривал это, как уклонение от законного порядка и подтверждал привилегированную подсудность прокуроров.

За взятки или другое нарушение закона прокуроры подлежали строжайшему взысканию. За умышленные преступления в зависимости от тяжести вины они подлежали или смертной казни, или ссылке на каторгу с вырезанием ноздрей и конфискацией всего имущества. За неумышленные нарушения законов первые два раза прокуроры подвергались штрафу, а в третий раз - конфискации половины имущества и каторжным работам.

Говорится: «учинить фискалов по всяким делам, а как быть им пришлется известие» . Через 3 дня, 5 марта, новым указом повелевалось учредить должность обер-фискала ; он должен был иметь тайный надсмотр над всеми делами; ему надлежало следить за тем, не учинялся ли где-либо неправый суд, не совершалось ли незаконного «в сборе казны и прочего» . «Кто неправду учинит» , на того обер-фискал должен был донести в Сенат, и если он действительно уличал виновного, то половина штрафа шла в пользу казны, а половина - в пользу фискала.

Обер-фискал был высшим должностным лицом по тайному надзору за делами; в губерниях были провинциал-фискалы , по одному для каждой отрасли управления; они имели «под собой» «низших», городских. О них всех говорилось, что они «имеют во всём такую же силу и свободность, как и обер-фискалы» .

Высокое положение отнюдь не гарантировало от тайного надзора и вызова в Сенат; ему подлежали все, «какой высокой степени ни есть» . Высокопоставленные лица могли привлекаться только обер-фискалом; это было единственным различием в степени власти обер-фискала и рядовых фискалов.

В последний раз фискалы при войсках упоминаются в г., когда для них была издана особая инструкция, обязывавшая их доносить о замеченных нарушениях инспекторам войск.

Напишите отзыв о статье "Фискал"

Ссылки

• Фискалы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Фискал

Но никто почему-то не обижался. Они оба, и старец, и его красавица внучка, дружески улыбаясь, отвечали на любые вопросы, и казалось, что наше присутствие почему-то и вправду доставляло им искреннее удовольствие...
– Меня зовут Анна, милая. И меня «правда-правда» совсем сожгли когда-то... Но это было очень-очень давно. Уже прошло почти пять сотен земных лет...
Я смотрела в совершенном шоке на эту удивительную девушку, не в состоянии отвести от неё глаза, и пыталась представить, какой же кошмар пришлось перенести этой удивительно красивой и нежной душе!..
Их сжигали за их Дар!!! Только лишь за то, что они могли видеть и делать больше, чем другие! Но, как же люди могли творить такое?! И, хотя я уже давно поняла, что никакой зверь не в состоянии был сделать то, что иногда делал человек, всё равно это было настолько дико, что на какое-то мгновение у меня полностью пропало желание называться этим же самым «человеком»....
Это был первый раз в моей жизни, когда я реально услышала о настоящих Ведунах и Ведьмах, в существование которых верила всегда... И вот, увидев наконец-то самую настоящую Ведьму наяву, мне, естественно, жутко захотелось «сразу же и всё-всё» у неё расспросить!!! Моё неугомонное любопытство «ёрзало» внутри, буквально визжа от нетерпения и умоляло спрашивать сейчас же и обязательно «обо всём»!..
И тут, видимо, сама того не замечая, я настолько глубоко погрузилась в столь неожиданно открывшийся мне чужой мир, что не успела вовремя правильно среагировать на вдруг мысленно открывшуюся картинку... и вокруг моего тела вспыхнул до ужаса реальный по своим жутким ощущениям, пожар!..
Ревущий огонь «лизал» мою беззащитную плоть жгучими языками пламени, взрываясь внутри, и почти что лишая рассудка... Дикая, невообразимо жестокая боль захлестнула с головой, проникая в каждую клеточку!.. Взвившись «до потолка», она обрушилась на меня шквалом незнакомого страдания, которого невозможно было ничем унять, ни остановить. Ослепляя, огонь скрутил мою, воющую от нечеловеческого ужаса, сущность в болевой ком, не давая вздохнуть!.. Я пыталась кричать, но голоса не было слышно... Мир рушился, разбиваясь на острые осколки и казалось, что обратно его уже не собрать... Тело полыхало, как жуткий праздничный факел... испепеляя, сгоравшую вместе с ним, мою израненную душу. Вдруг, страшно закричав... я, к своему величайшему удивлению, опять оказалась в своей «земной» комнате, всё ещё стуча зубами от так неожиданно откуда-то обрушившейся нестерпимой боли. Всё ещё оглушённая, я стояла, растерянно озираясь вокруг, не в состоянии понять, кто и за что мог что-то подобное со мной сотворить...
Но, несмотря на дикий испуг, мне постепенно всё же удалось каким-то образом взять себя в руки и чуточку успокоиться. Немного подумав, я наконец-то поняла, что это, вероятнее всего, было всего лишь слишком реальное видение, которое своими ощущениями полностью повторяло происшедший когда-то с девушкой-ведьмой кошмар...
Несмотря на страх и слишком ещё живые ощущения, я тут же попробовала вернуться в сказочный «ледяной дворец» к своей брошенной, и наверняка уже сильно нервничавшей, подружке. Но почему-то ничего не получалось... Я была выжата, как лимон, и не оставалось сил даже думать, не говоря уже о подобном «путешествии». Обозлившись на себя за свою «мягкотелость», я опять попыталась собраться, как вдруг чья-то чужая сила буквально втянула меня в уже знакомую «ледяную» залу, где, взволнованно подпрыгивая, металась моя верная подружка Стелла.
– Ну, что же ты?! Я так испугалась!.. Что же с тобой такое случилось? Хорошо, что вот она помогла, а то ты бы и сейчас ещё «где-то» летала! – задыхаясь от «праведного возмущения», тут же выпалила малышка.
Я и сама пока что не очень-то понимала, каким же образом такое могло со мной произойти, но тут, к моему большому удивлению, ласково прозвучал голос необычной хозяйки ледяного дворца:
– Милая моя, да ты ведь дариня!.. Как же ты оказалась-то здесь? И ты ведь живая!!! Тебе всё ещё больно? – Я удивлённо кивнула. – Ну, что же ты, нельзя такое смотреть!..
Девушка Анна ласково взяла мою, всё ещё «кипящую» от испепеляющей боли, голову в свои прохладные ладони, и вскоре я почувствовала, как жуткая боль начала медленно отступать, а через минуту и вовсе исчезла.
– Что это было?.. – ошалело спросила я.
– Ты просто посмотрела на то, что со мною было. Но ты ещё не умеешь защититься, вот и почувствовала всё. Любопытна ты очень, в этом сила, но и беда твоя, милая... Как зовут-то тебя?
– Светлана... – понемногу очухиваясь, сипло произнесла я. – А вот она – Стелла. Почему вы меня дариней называете? Меня уже второй раз так называют, и я очень хотела бы знать, что это означает. Если можно, конечно же.
– А разве ты не знаешь?!. – удивлённо спросила девушка-ведьма. – Я отрицательно мотнула головой. – Дариня – это «дарящая свет и оберегающая мир». А временами, даже спасающая его...
– Ну, мне бы пока хоть себя-то спасти!.. – искренне рассмеялась я. – Да и что же я могу дарить, если сама ещё не знаю совсем ничего. И делаю-то пока одни лишь ошибки... Ничего я ещё не умею!.. – и, подумав, огорчённо добавила. – И ведь не учит никто! Разве что, бабушка иногда, и ещё вот Стелла... А я бы так хотела учиться!..
– Учитель приходит тогда, когда ученик ГОТОВ учиться, милая – улыбнувшись, тихо сказал старец. – А ты ещё не разобралась даже в себе самой. Даже в том, что у тебя давно уже открыто.
Чтобы не показывать, как сильно расстроили меня его слова, я постаралась тут же поменять тему, и задала девушке-ведьме, настырно крутившийся в мозгу, щекотливый вопрос.
– Простите меня за нескромность, Анна, но как же вы смогли забыть такую страшную боль? И возможно ли вообще забыть такое?..
– А я и не забыла, милая. Я просто поняла и приняла её... Иначе невозможно было бы далее существовать – грустно покачав головой, ответила девушка.
– Как же можно понять такое?! Да и что понимать в боли?.. – не сдавалась я. – Это что – должно было научить вас чему-то особенному?.. Простите, но я никогда не верила в такое «учение»! По-моему так лишь беспомощные «учителя» могут использовать боль!
Я кипела от возмущения, не в состоянии остановить свои разбегавшиеся мысли!.. И как ни старалась, никак не могла успокоиться.
Искренне жалея девушку-ведьму, я в то же время дико хотела всё про неё знать, что означало – задавать ей множество вопросов о том, что могло причинить ей боль. Это напоминало крокодила, который, пожирая свою несчастную жертву, лил по ней горючие слёзы... Но как бы мне не было совестно – я ничего не могла с собою поделать... Это был первый раз в моей короткой жизни, когда я почти что не обращала внимания на то, что своими вопросами могу сделать человеку больно... Мне было очень за это стыдно, но я также понимала, что поговорить с ней обо всём этом почему-то очень для меня важно, и продолжала спрашивать, «закрыв на всё глаза»... Но, к моему великому счастью и удивлению, девушка-ведьма, совершенно не обижаясь, и далее спокойно продолжала отвечать на мои наивные детские вопросы, не высказывая при этом ни малейшего неудовольствия.